Дети новолуния [роман] | страница 22

— Больше всего они боятся своего хана, — склонил голову писец. — Другого страха у них я не увидел. Но хана своего они боятся так, как самый низкий раб не боится своего хозяина. Имя ему — хан всех монголов.

— Ну а сам-то ты видел его? Собственными глазами?

— Совсем недолго. Издали.

— И каков он собой?

— Большой… В золотом шлеме на голове с султаном из перьев райских птиц. Сильный… Одного его взгляда довольно, чтоб загорелись поля… Я видел его издали.

— Ага! — Кучулук-хан увидел визира. — Вот и дорогой Элькутур пожаловал! Хвала Аллаху, вино не выбило тебя из седла! Слыхал ты этого писца?

Визир кивнул.

— А не кажется ли тебе, хм, что перед нами обыкновенный лазутчик, которого монгольский хан послал, чтобы вселить в нас трепет?

Визир опять кивнул.

— Вот что! — Он хлопнул в ладони и, дождавшись появления двух стражников, велел: — Доставьте-ка этого красавца в зиндан. Я поговорю с ним позже. — И, повернувшись к онемевшему писцу, бросил: — Когда тебе выкрутят яйца лозой и вырвут ногти, мы узнаем, что ты ещё вспомнишь интересного.

— Великолепный… — только и вымолвил писец, уводимый стражниками.

Вытирая платком взмокший лоб, имам выступил вперёд.

— Прости, мой повелитель, — произнёс он, задыхаясь, — но это несправедливо. Я хорошо знаю этого человека. Он служит в медресе Карашкента и пользуется уважением духовенства. Он пришёл ко мне, и это я позвал его сюда. Какой он лазутчик?.. Прошу тебя… Это несправедливо.

— А кто сказал, что мне нужна справедливость? — усмехнулся хан, но по тому, как дёргалось у него веко, было видно, что усмешка получилась напряжённой. — Скажи, Элькутур, что нового слышно об этом хане северных дикарей?

Всю ночь прокувыркавшийся в гареме и потому изнывающий от головной боли визир кашлянул и ответил:

— Всё то же. Свиреп. Мне подтвердили, что в Отраре Йанал-хану в глаза и уши залили расплавленное серебро, и хан самолично наблюдал за казнью.

— Ну, это мы и без тебя знаем. Зачем Йанал-хан перебил караван, который монгольский хан отправил шаху? Это месть.

— Ещё он разрушил Карашкент.

— Только что об этом говорил писец.

— Прости, я пришёл позже.

— Ладно. Какие подробности?

— Чтобы войти в город, забросал ров телами пленных и по ним уже провёл конницу…

— Довольно!

— Видишь, — вмешался имам, — писец не врал. Отпусти его.

— Я сам знаю, что мне делать! — Кучулук-хан почесал бороду. — Странный он, этот дикий хан… Зачем столько бессмысленных жертв и разрушений? Похоже, он очень мстительный и не прощает обид. Сколь же глуп оказался хорезмшах, когда обрил бороды двум послам монгольского хана и в таком виде отправил их назад! Думал ли он, чем это обернётся? — Он хохотнул было, но смех получился невесёлый.