— Мой муж был русским.
— Простите, я напомнила вам…
— Это не забывается. Я овдовела совсем молодой. И была счастлива так недолго. И все же оно было, это счастье…
— Как редко случается, что женская судьба складывается счастливо, не мешая, а помогая женщине в ее деле, в ее борьбе. Правда?
Роза расположилась в кресле, сбросив ботинки и поджав под себя ноги. Сейчас, с растрепавшимися волосами, раскрасневшаяся, она выглядит совсем юной.
— Как вы вошли в партию, Роза? — спрашивает Клара.
— Вероятно, помог случай. Арестовали старого рабочего, который жил в нашем доме. Я знала его с детства и была к нему очень привязана. Я хотела узнать о его судьбе. И нашла его товарищей. Они как-то сразу поверили мне. Ведь, в сущности, я была девчонкой из мелкобуржуазной семьи. Просто девочка, просто гимназистка. Но рабочие приняли меня в свою среду, может быть, потому, что я так искренне горевала о своем друге. Мне повезло: я попала к настоящим людям. В Польше, где двойной гнет — русского самодержавия и «своего» панства, — политическое сознание проявляется рано. В семнадцать я уже была партийной функционеркой, а в восемнадцать должна была бежать из Польши.
— В Швейцарию, конечно?
— Конечно. Границу переходила нелегально.
— Живописный жандарм, подкупленный кабатчиком?
— Почти. Жандарма, правда, я не видела, поскольку лежала на телеге под копной сена и боялась только одного: расчихаться! А кабатчик, по-нашему корчмарь, действительно был вполне театральный: с могучими усами, похожими на приклеенные.
— А потом Женева?
— Нет, Цюрих. Там я окончила университет. Я всю жизнь мечтала заниматься естественными науками: люблю все живое, мне дорога каждая травинка. Потом я стала изучать общественные науки.
…Позже Роза часто бывала в Зиленбухе, где поселилась Клара. Здесь Роза писала свои статьи в маленькой комнате в мезонине, которую она любила за то, что свет встающего солнца прежде всего попадал сюда. А Роза вставала с первым его лучом.
…Уве Нойфиг ввел новые порядки на своих предприятиях. Производство алюминия расширялось.
Алюминий — металл будущего. Тверже олова, мягче цинка. Легчайший вес. Очень нужен для флота, для авиации. А сплав с медью дает такой результат… О, будущее за ним, за алюминием!
Зепп Лангеханс — его безотказный советчик. Уве слушал его как оракула. Всезнающего Зеппа. Необходимого Зеппа, Зеппа Безменянельзя.
Зепп чуял малейшие нюансы конъюнктуры в верхах общества. Он давно понял, что не в военных штабах, не в недрах министерств и даже не в голове кайзера возникают генеральные планы. Растущая германская индустрия — вот кто диктует эти планы. Потом, скрепленные волею монарха, они превращаются в решения, четко выраженные языком меморандумов, законоустановлений, дипломатических и торговых демаршей и так далее. Так думал Зепп.
