– Вах, Юра, какой же ты еще романтик! Ты считаешь, что если я даю туда Ашоту и тебе, то это и есть доказательство моей любви к вам, – так, да?
– Я считаю, что только это и отличает сейчас нас с Ашотом от других, которые берут вашу любовь за государственный счет. Для меня важно быть любимым, поверить в себя как в мужчину. Важно понимать, что ребенок, которого вы родите от меня, будет рожден именно в любви, а не по расчету, не за квартиру и другие блага. Да, для меня это важно знать, очень важно!
– Юрочка, какие блага? Ты хочешь, чтобы твой ребенок со своими братьями продолжал жить на съемной однушке в Апрелевке? Это нормально? Я здесь отдаюсь не за квартиру, а за нормальную жизнь для своих детей!
– Да, я все понимаю. Конечно, не хочу, чтобы мой парень со своими братьями жил в клоповнике за МКАДом.
– Ну, допустим, ни в каком не клоповнике. У нас чистенько, и ковер не только на полу, но и на стене есть. И дети не донашивают чужую одежду, и мясо едим не меньше трех раз в неделю, а не только в субботу, как многие. С ребенком твоим и в Апрелевке все хорошо будет. В наших семьях чужих детей нет. Мы не русские, которые к своим хуже чужих относятся. Оставляют их в домах ребенка, и другие по всему миру их берут в свои семьи. Мы не свиньи, поверь. Просто, если ваше немощное государство за наш счет пытается решить собственные проблемы с особым цинизмом, то мы не при чем – мы люди нормальные.
– Нияра, согласен с вами, я не патриот. Для меня сейчас родина – это моя семья и друзья. Вы мне не чужая – близкая и любимая. Часть моей родины.
С этими словами Юра вновь развел потные ягодицы женщины и вдавил волосатое колечко указательным пальцем, как кнопку лифта, и, подобно лифту, сложный человеческий организм начал движение. Женщина с невнятным бормотанием приподняла таз и впустила в себя Юркин палец.
– Только аккуратно, сынок, не спеши – дай привыкнуть.
– Конечно, любимая, я потихоньку.
– Накинь простынку сверху, а то нас обольют холодной водой, – сдавленным шепотом прошипела Нияра, – тут не дома, так нельзя.
Юрка прикрыл ягодицы и, разместившись строго между ними, начал погружение. Пальцы Нияры добела сдавили край кушетки, и женщина, приглушая боль, жалобно застонала:
– Ой, больно, вынь, пожалуйста!
«Надо же, как вцепилась, – подумал парень, – прям, как Ашот в руль. Точно говорят, муж и жена – одна сатана». Вместо жалости Юрка с силой развел в стороны желеобразную массу Нияры и проник в нее на всю возможную для него глубину. Боль парализовала женщину, сломила сопротивление и дала Юрцу возможность реализовать в полной мере весь опыт регулярных сношений с подростком Наталкой. Долбя эту дающую за деньги женщину, Юрка думал, как все же мудра политика его государства в этом вопросе. В самом деле, за небольшую по нынешнем меркам плату, можно получить огромное моральное удовлетворение, не говоря уж о физическом. Парень, как и любой в его возрасте, остро ощущал несправедливость. Его всегда возмущали цены в супермаркетах, где в два-три раза дороже предлагались те же самые продукты, в той же самой упаковке, что и в универсаме «Ивушка». На фиг, по большому счету, переплачивать сутенеру раз в пять, чем государству, за тот же секс, за те же дырки. За удовольствие унизить и оттрахать надо платить, как за любую человеческую слабость, это и понятно. С этим не поспоришь. Но лучше отдать меньше, чем больше. Государство, конечно, в этом смысле тот же сутенер, но свой, всем родной, добрый и совестливый. Или, например, взять штрафы за превышение скорости. Прокатился с ветерком – получил удовольствие, будь любезен расплатись – пополни казну. Все верно, все по-людски. Все просто супер.
