— А это разве плохо?
— Нуууу, не очень хорошо. Меня ты не зовешь. У меня же подруг немного, сама знаешь.
Ника поежилась от неуютных размышлений. Она не считала Лушану своей подругой, мормолика была всего лишь забавной соседкой, которая на пару с «всезнайкой» являлась типичным символом скуки.
— Но ты днями обычно сильно занята, — неуверенным тоном попыталась обелиться Ника. — Да и я тоже.
— Писать некрологи не особо-то веселое занятие. Если бы ты вдруг, прямо-таки средь бела дня позвала меня прошвырнуться по магазинам, я бы написала честный некроложек и пулей рванула развлекаться.
— А что, обычно ты пишешь брехню про умерших?
— Конечно! — закатив глаза, призналась Лушана. — О мертвых сама знаешь… либо хорошо, либо никак. А если о них никак не писать, то я потеряю работу. Но иногда так и хочется написать правду.
— Например?
— «Он был феноменальным уродом. Хвала богам, что сдох».
— Да… — согласилась Ника, вспомнив неожиданно воскресшего маджикайя, — хорошо бы если так.
— Это ты про кого сейчас? — уловив ход мыслей приятельницы, спросила Лушана.
— Ааа, — отмахнулась та. — Твой ход.
Мормолика украдкой глянула на спрятанные в ладони фишки и выложила одну из них.
— Алосмрад. Это зелье вызывает дыбджитов, — деловито пояснила она. — Так что тебя гложет, подруга? Из-за чего окончен период ремиссии? Ты ведь позвала меня не просто поиграть во «всезнайку»…
— Нет, я позвала тебя без умысла. Действительно поиграть.
— Получается, мы не посплетничаем?
— Гм… не знаю. Это обязательно?
— Конечно, — восторженно кивнула Лушана. — Сначала ты поведаешь о наболевшем, потом я. Так ведут себя образцовые подруги. Кстати, твой ход.
Ника посмотрела на игровое поле, но ни одно из вонючих зелий, что она знала, сейчас не подходило.
— Не знаю, я пропускаю, — отрешенно сказала она.
Лушана почесала подбородок и через минуту раздумий выложила еще одно слово.
— Дармó.
— Что это за зелье такое? — усмехнулась Ника.
— Это особое снадобье моей бабушки, — не растерялась мормолика.
— Врешь.
— Если о нем знают только в кругу нашей семьи, это не значит, что его не существует.
— Я не сказала, что его не существует, я сказала, что ты «врешь». А это могло относиться к причастности твоей бабушки.
Лушана засмеялась. На поддетых румянцем щеках появились шкодливые ямочки. Один только большой рот, растянутый в улыбке до ушей делал внешний вид мормолики безрассудным.
— Знаешь, — хихикая, сказала она. — Мне бабушка завещала столько дармá, что о ее причастности я бы охотно поспорила.
