Говорю ей: так и так, товарищ Орешкина, есть мнение завтра на пляж двинуть. Ладно, — говорит, — учитывая такое мнение, заеду за тобой на завод после работы, чтобы, значит, успеть солнышка побольше схватить…
Бегу я после смены по цеху, тороплюсь на свидание. Вдруг вижу: на верстаке магнит лежит. Здоровый, черт, как бычьи рога. И никого нет.
Ну, сунул я его под ремень, курточкой прикрыл и дальше бегу. Из проходной вижу — стоит моя любовь и рукой машет. Только повернулся к ней, как вдруг… ухватил меня кто-то за брюхо и на перила бросил. И намертво к ним приклеил: ни взад, ни вперед.
А Нинка смотрит на меня, и глаза у нее все круглее делаются.
Вахтер наш, дядя Гриша — здоровый такой борец-пенсионер, меня сзади за ремень ухватил и тоже дергает, помогает. И тут лопнул мой ремешок с треском. Магнит на перилах остался, дядя Гриша с ремнем в руках к стенке отлетел, а я посередине проходной завертелся в довольно странном и для общественного места неприличном виде: штаны без ремня на мне держаться не пожелали и на пол сползли…
Когда я из проходной выскочил, Ниночки уже не увидел. И с тех пор — все, как отрезала. А почему?
— Она, видно, с характером, — ответил Матвей. — А у вас пережитки.
— Чего-о-о?
— Да, я… она, говорю, того… а их разве поймешь? И вообще девушки нынче пошли…
Сказал — и вдруг мысленно увидел свою Раечку, и загрустил…
— А ты чего киснешь? — отведя душу, проявил, наконец, внимание к собеседнику Барсуков.
— Я — ползунок, — сказал Малков и всхлипнул.
— Ну-у? Это как понимать?
— У Раи, знакомой моей, тетка в Заречье живет, — подавляя слезы, заговорил Матвей. — Я вообще-то ненавижу это Заречье. Вечно там неприятности случаются. На меня один раз собака кидалась, огромная, с теленка: дог или волкодав. Чуть не загрызла. А один раз с дерева зверь какой-то прыгнул. Вполне мог шейные позвонки мне сломать, если б не мимо…
Толик, не раз совершавший набеги на зареченские сады, недоверчиво хмыкнул.
— И позавчера, — продолжал Матвей, — провожал я Раечку к тетке. Ночь, звезды. Я Раечке стихи читаю, про любовь свою говорю. Ничего, слушает. Только хотел я ее обнять — выстрел… и пуля просвистела. Упал я на дорогу и по-пластунски в канаву ползу. Залег. Смотрю: где бандиты? А кругом тишина и никого нет. И Раечки тоже.
Малков вздохнул и платочком отер пот со лба.
— А что оказалось? Вчера сижу на лекции, мне конверт передают. В нем шарик детский, резиновый, ну, знаете, которые надуваются. Порванный только. И записка. Вот эта.
