О, воды речные и вы, родники!
Баюкают душу, чисты, глубоки,
Напевы немолчного хора…
В новены
[4] вечером ходил Христа просить:
Невинный детский лепет!
О, как хочу сейчас его я воскресить:
Тот пыл, тот чистый трепет!
Студенты бродили, где шум, толчея.
Ах, им за столом не сидится…
И крёстная>[3] времён с французами войны
Зарею голубою
На исповедь во храм, где горы зелены,
Брала меня с собою.
Таким же, как вы, был когда-то и я!
Повесы и плуты, плохие друзья!
Позвольте поэту трудиться.
Святым я шёл туда, но голос падре сдержан:
Он думал: озорство!
Я плакал и твердил, хоть был старик рассержен:
«Грехи? Ни одного!»
Ах, Иов – страдалец, весь – гной и гангрена,
Ты – мой аватар!
Молился по ночам (да так молюсь и ныне),
А дождь всё свирепел…
Казалось: я один средь водяной пустыни,
Лишь чайник пел-кипел…
Я жажду того же, склоняя колена,
Я подвигов веры ищу неизменно,
Пока я не стар!
Молил за тех, в Аду, кто стонет, изнемогший,
Чьё – всё в огне чело…
Некстати бормоча, продрогший и промокший:
– Какое там тепло!
Мука просыпалась из мельницы той,
Что в небе работает споро…
Звонарь бил тяжело в гудящую утробу:
Звон ввечеру суров!
И я на кухню шёл: бульон готов на пробу,
Бульон для бедняков…
Ах, мельник, что славен своей добротой!
Муки ты не трать так впустую, постой!
Зерно прорастает не скоро…
Служанки старые за прялкой коротали
Неторопливо ночь.
Чернушка лаяла, как совы пролетали,
Крича, летели прочь.
Вы по снегу шли у замёрзшей реки,
Босые, холодной весной!
Зе ду Теляду жил поблизости от нас>[4]:
Монахини смиренней
Вдова его просить ходила к нам не раз
Под вечер, в дождь осенний…
Раздетые, вот вам мои пиджаки,
Босые, носите мои башмаки…
Мне пары довольно одной…
Сентябрь, ещё жара, и праздник винограда>[5]!
И бедняки о хлебе
Нас просят ради душ, – да будет им награда! —
У Бога, там, на небе.
Когда я умру, этой болью объятый,
Меня упокойте вы в море!
Там были и слепцы с нетвёрдою походкой,
С незрячим взглядом вдаль!
И в язвах, в лишаях, а всё ж больных чахоткой
Мне было больше жаль…
От горя до горя, печалью заклятый,
Бреду я, покуда, водою разъятый,
Не стану частицею моря!
Вот в рамке траурной письмо>[6] – рыданье в ночь,
Родительское горе!
Как их утешить, тех, кто сына или дочь
Теряет там, на море!
Бьёт полночь… Удары! как медленно их
Звонарь отбивает – пластает….
О, этих родников вечерний плач осенний
Средь жаждущей травы!
И лунный свет кропит водою вдохновений
Всё тленное, увы…
И Виктор опять в уголочке притих,
Он – снова дитя, и слагает он стих,
