Мне не нравились охотники на вампиров.
Но этот оказался проворен, надо отдать ему должное. Он мгновенно сунул в нос затычки, висевшие у него на шее. Ему понадобилось куда меньше времени, чем остальным, чтобы понять: я нападаю. Удивленное выражение его лица могло бы показаться комичным, если бы он не потянулся к кнопке, выпускающей гипнотический порошок, которая, как я знала, была спрятана в рукаве. Ведь стоило бы лишь кому-то одному узнать об этом новом препарате, как новость тут же распространилась бы, подобно лесному пожару.
— Нет! — отчаянно закричала Соланж, но я не была уверена в том, к кому именно она обращается.
Я приземлилась перед охотником до того, как гипнотический порошок вылетел в воздух, но лишь за долю секунды. Я упала на четвереньки и откатилась в сторону. Мне пока что не приходилось испытывать на себе действие гипнотического порошка, но я уже слышала о нем достаточно, чтобы постараться избежать подобного опыта. Он был создан людьми из «Гелиос-Ра» как еще один вид оружия для борьбы с нашей расой.
Феромоны вампиров могут одурманить людей, заставить их забыть о том, что они видели или делали, даже заставить их сдаться нам без малейшего применения насилия, если вампир достаточно силен. Руководство «Гелиос-Ра» наконец-то устало от стычек, кончавшихся тем, что их разоруженные охотники недоуменно брели неведомо куда, а то и просто безвольно ожидали смерти от клыков или ножа. Ведь не все вампиры так цивилизованны, как Дрейки.
Теперь охотники приносили в вампирские племена гипнотический порошок, делавший нас уязвимыми друг перед другом так, как никогда прежде. Феромоны не действуют на других вампиров. А вот гипнотический порошок, судя по общим отзывам, срабатывал.
У меня не было времени на то, чтобы прикрыть нос и рот. Порошок был таким же легким и тонким, как наилучшая сахарная пудра на отравленном печенье. Я потянулась к колу, неловко нащупала его пальцами.
— Не надо,— резко бросил охотник.— Не двигайся! Спокойно!
Я подчинялась только приказам Калы, попыталась выпрямить нош, но не смогла. Отрава и в самом деле оказалась такой гнусной, как о ней говорили. Он приказал мне оставаться на месте, и это было все, что я могла сделать. Мне не удавалось даже пошевелить губами, чтобы заговорить. Но и в таком состоянии каждая часть моего тела рвалась к освобождению, все мышцы болели от напряжения, ум метался, как загнанный в угол барсук, зубы и клыки желали приняться за дело.
