Были координаты во времени и пространстве:1830–1886, Амхерст, Массачусетс (адрес она не поменяла ни разу).
Есть автопортрет – она оставила его нам в одном из своих удивительных писем: «… я маленькая, как крапивник; волосы – каштан, глаза как вишни, оставленные гостем на дне стакана».
В этих скупых словах – и вся ее таинственная пламенная натура, и ее оставленность, одновременно трагичная и благодатная. Тот точнейший штрих, которым художник говорит все. Punctual – пунктуальный, точный – одно из любимых слов ее словаря.
Затворничество Эмили стало легендой еще при ее жизни. После амхерстской гимназии, она поступает в женскую семинарию в Маунт Холиок, но, проучившись там один год, возвращается домой к отцу. И все-таки «затвор» – это не про нее. Сузившись снова, ее пространство парадоксальным образом расширяется, а время сжимается так, что она совсем перестает замечать его.
Любовь приходила к ней дважды, и дважды жизнь «закрывалась», не дождавшись конца. Между тем на сцену, никем не замеченные, выходят ее стихи. К1858 году она уже переписывает их чернилами и собирает в маленькие пачки, перевязанные ниткой. В этот год ею написано пятьдесят два стихотворения. В1862 году, на который приходится пик ее творческой силы – триста пятьдесят шесть! Они, эти первые перевязанные ниткой листочки, и определят ее выбор. Едва удостоверившись, что они «живые и дышат», она без колебания очерчивает свой круг.
«Мое дело – окружность», – напишет она в письме. К этой загадочной фразе мы еще вернемся.
Затворницы нет – есть поэт. Для монашенки она была слишком влюбленной в этот мир. Кроме того, ее свободная натура не могла мириться с догмой. Радостно веря в Бога, она так и не сумеет стать прихожанкой. Проповеди ей скучны, в церковь не ходит, церковным правилам не подчиняется:
«Бог сидит здесь и смотрит мне в самую душу – правильные ли мысли меня посещают…» «Я абсолютно верю Богу и его обещаниям, и все же не знаю почему, чувствую, что мир занимает первейшее место в моих привязанностях».
Тихая гавань Эмили оказывается бурным морем. Ее любви, света, опасности, бездны, высоты хватило бы на многие и многие обделенные всем этим жизни. И если обыватель, впрочем, совершенно невинно, высказывает к ней жалость и сочувствие, то она, столь же невинно, спрашивает в одном из писем:
«Как большинство людей живет без мыслей? В мире много людей: Вы наверняка встречали их на улицах – как они живут? Откуда они берут силы одеваться по утрам?»
