Осмотрев его апартаменты, они вышли на балкон. Перед ними простиралась вся Москва или хотя бы ее половина: нитки железных дорог и здания вокзалов, Каланчевка, Сокольники, ближняя часть Садового кольца, а за ним, в отдалении, центр с Кремлем и Белым Домом. Наступил вечер, и тысячи, десятки тысяч огней горели и перемигивались внизу, будто приветствуя их, приглашая спуститься и пройтись по московским улицам. В этот миг Бабаеву казалось, что его мечты исполнились: вот жилище, в котором он хотел поселиться, а вот – любимая женщина, госпожа его хане, и есть в нем пятая комната, пока что пустая, но просторная и светлая, как раз для детишек. Для сына и дочки… нет, пусть будет двое мальчишек и столько же дочерей…
Он вздохнул, сожалея об упущенном времени. Вдруг подумалось Бабаеву, что он у многих отнял жизнь, а никому ее не подарил, не продолжил свой род, не баюкал сына, не слушал его лепет, не сделал и другого, что положено мужчине: дом не построил и дерево не посадил. Какие деревья, какие дома и сыновья! Он был служилым человеком сегодня здесь, а завтра там, словно лист, гонимый ветрами, словно всадник, обреченный на скитания в бесконечном степном просторе. Горько стало ему от этой мысли, горько и обидно, но, превозмогая это чувство, он прошептал:
– Ничего, ничего… Если ты родился в седле, это не значит, что в нем ты и помрешь.
Нина встрепенулась, отвела взгляд от сиявшей огнями пропасти, спросила:
– Что ты сказал, Али? Какое седло?
– Кисмет, – отозвался Бабаев. – Рок, судьба!
– Ты думаешь о нашей судьбе? О прошлом или будущем?
– О будущем, джан. О наших детях. Два мальчика, две девочки…
Она кивнула, словно это само собой разумелось. Потом промолвила:
– Хочу спросить… не обижайся, Али… столько лет прошло… наверное, у тебя были женщины?… там, куда тебя послали?…
– Были, – подтвердил Али Саргонович. – Женщины были, любимой не было.
Он знал, что когда-нибудь Нина об этом спросит. Что ж, он сказал ей правду! Были девушки на одну ночь, были шалости в гареме старого Фарука, было кое-что еще. Как мужчине в расцвете лет прожить без женщин?… Было, было! Только не было любви.
Нина прижалась к нему.
– Я понимаю… Пятнадцать лет – такой огромный срок… Я тоже не безгрешна.
– Не надо об этом, бахтаали, – пробормотал Али Саргонович. – Что случилось, то случилось, и нет в том ни твоей, ни моей вины.
По ее губам скользнула улыбка.
– Ты прав, не надо, милый… Как ты меня назвал? Не афсунгар, не зарбану… Бахтаали?… Что это значит?
