Путешествие было опасным, поскольку численность банд в пустыне увеличивалась пропорционально численности отрядов их противников. В конечном счете Туркестан раскололся на две части, при этом большая часть страны оказалась под властью независимого от России националистического мусульманского правительства, тогда как другая пошла за большевиками, через несколько лет покорившими всю страну.
Пережить трудные времена эмиру бухарскому помогла жестокость. В некоторых сообщениях из Бухары, этого древнего города мечетей и минаретов, говорилось, например, что он возродил средневековый обычай — выводить приговоренных к смерти на самый верх минарета Калян, печально известной «Башни смерти», и сталкивать вниз. Эмир был прямым потомком татарских ханов, которые несколько веков правили на Руси, а потому именно себя, а не царя считал законным правителем всех русских. Правда, он носил форму генерала царской армии и не препятствовал притоку русских в Бухару и их культурному влиянию. Да это было и не в его силах, ведь эмир был по уши в долгах перед царским правительством. Бухара в то время зависела от экономической и военной поддержки Санкт-Петербурга, точь-в-точь как в наши дни страны Третьего мира зависят от Вашингтона.
Все изменилось с революцией в России. «Когда революция смела царя с престола, эмир призадумался, — писал Лев. — Он снял с себя царскую генеральскую форму и созвал государственный совет. Когда собрались все сановники, эмир приветствовал их, а затем приказал в ближайшие сутки убить всех русских, что жили в пределах его государства. В пользу этого своего решения он привел следующий довод: Россия теперь ослаблена, так что другая такая возможность вряд ли представится».
Этот чудовищный постулат — «уничтожить всех иноземцев, всех, кто говорит и молится отлично от нас» — является стержнем небольшого шедевра Льва Нусимбаума — романа «Али и Нино». Именно поэтому Лев ненавидел революцию принципиально: она оказалась удобным предлогом для массовых убийств. Русским жителям Бухары было приказано никуда не выходить из своих домов, их охраняли вооруженные до зубов солдаты. Целых три дня люди провели в безвестности, взаперти у себя дома, пока некоторые члены правительства эмира ратовали за то, чтобы все же сохранить им жизнь. Согласно одной из версий, министр финансов встал на колени перед троном эмира и отказывался подняться на ноги, пока жизни русских не перестанет угрожать опасность. Впоследствии он сам с гордостью рассказывал об этом Льву, когда и тот и другой уже были в Берлине. А вот большевики подобной умеренности не проявили: «С помощью нескольких сот красноармейцев, — иронично пишет Лев, — Бухару заставили стать свободной, независимой, суверенной республикой. Эмир бежал в Афганистан, за ним старые и новые князья, министры, царедворцы, коменданты, они все бежали куда глаза глядят». Льву довелось встретить кое-кого из этих князей и министров в 1920-х годах в Берлине. К тому времени Лев Нусимбаум принял ислам и под псевдонимом Эсад-бей приобрел известность, запечатлев их роскошь, их продажность, их мелкотравчатые прегрешения. Если учесть, как унижены они были, уходя со сцены истории, какое чувство обиды, обычное для эмигрантов, терзало их, неудивительно, что они не доверяли этому молодому человеку, которого впервые увидели в качестве еврейского беженца, прибывшего в их город с караваном верблюдов.
