Раздался взрыв радостного крика. Невидимый оратор и его переводчик продолжали:
— Если мы отбросим страх и стеной станем против палачей, они свой злодейский план не выполнят. Готовы ли вы на борьбу?
Пещера, казалось, раздалась во все стороны от грозного рева тысяч голосов. В это время вспыхнул свет. Люди увидели друг друга, увидели такими, какими они не были, может быть, с самых далеких дней мирной жизни. Радостно блестели глаза. Одни улыбались, у других были сосредоточенно-волевые лица. Лишь у немногих в глазах оставалась привычная растерянность и страх.
— Ну видите? Что я говорил! — Баранников горящими глазами смотрел на Борсака и Гаека; те молчали, потрясенные не меньше его.— Это же сила! Я говорил!
Баранников вглядывался в лица людей, пытаясь угадать, кто же из них только что был оратором. Русский голос был совершенно незнакомый. Тот, который повторял все по-немецки, мог быть Отто — Баранникову казалось, что это был именно его голос.
У входа в пещеру стоял Вальтер, который всегда бывал возле Отто. Парень явно искал кого-то. Увидев Баранникова, он улыбнулся.
— Надо поговорить,— тихо сказал он. Посмотрел вокруг и спросил: — Слушали речь?
Баранников улыбнулся:
— Вместе со всеми кричал «ура».
— Сегодня так было во всех пещерах. Это первая проверка готовности. Какое у вас впечатление?
— Люди пойдут в бой,— не задумываясь, ответил Баранников.
— И в неравный?
— И в неравный.
— Вы будете в этой пещере?
— Очевидно.
— Это хорошо. Здесь маловато русских и очень пестрый состав. Поэтому сегодня и выступал сам Глушаков.
— Кто это?
— Русский подполковник. Он прислан к нам товарищами из «Оврага». Будет возглавлять восстание.
— А что с Пепеляевым?
— Действует на поверхности.
— А товарищ Отто?
— Он выступал в третьей пещере. Просил передать вам привет. Вы скоро увидитесь, может быть, даже сегодня. Он очень беспокоился за вашу судьбу.
— Как обстановка вообще?
— Можно сказать одно — сложная. С Советской Армией все ясно и понятно — началась битва за Берлин. А с американцами туман. За три дня они два раза меняли направление своего наступления. Нашим радиограммам по-прежнему не верят. В общем, сложно, чертовски сложно.
Кабинет генерал-директора стал похож на военный штаб. На столе стояли полевые телефоны, провода от них тянулись в форточку. В углу попискивала радиостанция. На респектабельных кожаных креслах были небрежно свалены шинели.
Уже наступила глубокая ночь, а работа здесь шла полным ходом. Беспрерывно урчал зуммер телефона, кто-то брал трубку, слушал, отдавал приказы. На столе была расстелена карта, над которой склонились люди в военных мундирах. В центре — генерал СС Зигмаль.
