Инженеры долго молчали, потом Борсак задумчиво сказал:
— Обидно будет погибать, когда победа так близка.
— Кто-то и из солдат погибнет в последнюю минуту войны,— сказал Баранников и повторил свой вопрос: — Согласны?
— Конечно, согласны,— ответил Гаек.
— Все правильно,— вздохнул Магурский.
— А ты? — обратился Баранников к еле видимому в темноте Шарлю Борсаку.
— Согласен. На войне как на войне.
Они долго молчали, слыша только свое дыхание да монотонный шум леса за окном.
— Удивительно устроена жизнь! — сказал Шарль Борсак.— Как-то в юности прилипло ко мне одно стихотворение о любви. Было в нем такое утверждение: «Если вы очень нужны друг другу, вы встретитесь обязательно». Почти до тридцати лет я был холостяком, и знаете, как встретился со своей женой? Ехал на велосипеде по пригороду, около Парижа, зазевался на какую-то рекламу и сбил девушку. Она упала, ободрала колени, я повел ее к врачу. И вскоре она стала моей женой. Но самого удивительного вы еще не знаете. Оказалось, что она работала на том же заводе, где работал и я...— Борсак помолчал.— А разве не удивительно встретились мы? Жили в разных точках Европы, а встретились здесь, в «нуле». Видно, в борьбе, как и в любви, тот же закон: если люди нужны друг другу, они встретятся наверняка.
Баранников сказал то, о чем думал однажды бессонной ночью:
— Физика утверждает, что взаимно притягиваются частицы с разным зарядом. В отношении коммунистов это недействительно, поскольку заряд у нас одинаковый.
— Я вовсе и не коммунист,— прогудел в темноте Магурский.
Они тихо посмеялись.
— Дело тут не в названии,— серьезно сказал Гаек.— Важно, каков у человека заряд. Я вот коммунистом стал, только когда Гитлер сожрал мою Чехословакию. Я стал бы им все равно, может, только чуть позже. Потому что заряд во мне был тот самый. Когда в Праге гестапо разгромило наше подполье, попал я в тюрьму. Запрятали меня для начала в камеру, где было еще четырнадцать человек. Пригляделся я к ним, послушал, что говорят, и страшно удивился — все сплошь явные коммунисты. У нас в подполье каждый человек был на счету, а тут полная камера коммунистов. Когда я с ними уже перезнакомился как следует, выяснилось, что коммунистов в камере всего один — это я. А у остальных только заряд пока был. Тогда я еще раз подумал, что партия наша правильная.
Капитулирую,— хрипло рассмеялся Магурский.— Записывайте меня в вашу партию. Раз она против бандита Гитлера, я — ваш.
— Давайте-ка закрывать наше партсобрание, надо спать,— сказал Баранников.
