– Заедем в детский дом, – сказал Штирлиц. – Возьмем пару-тройку малюток. Для большего правдоподобия.
Детский дом располагался на самой окраине Берлина. Ехали молча.
– Побудь в машине, – сказал Штирлиц, припарковав автомобиль под раскидистым кустом жасмина.
Кэт с трудом сдерживала слезы.
– Все будет хорошо, – постарался успокоить ее Штирлиц.
Кэт отвернулась.
Штирлиц вошел в неприметное серое здание и сунул служебное удостоверение под нос смотрителю. Тот молча щелкнул каблуками, отскочил в сторону и сделал приглашающий жест. Штирлиц последовал по коридору к обитой красно-коричневым дерматином двери.
– Прошу! – Охранник распахнул дверь.
В комнате было десятка два детей младшего ясельного возраста. Шум сразу же прекратился. Смышленые черные и желтые мордашки как по команде повернулись к вошедшим.
«Дети шпионов, – с неожиданной грустью отметил Штирлиц. – Отнятые у отрожавших свое радисток. Все-таки третий мир развивается очень динамично. Китай скоро себя покажет…»
Штирлиц нахмурился:
– Я, конечно, не расист, – начал он издалека.
– Вас понял! – немедленно отозвался охранник. – Прошу сюда!
В другой комнате было всего двое мальчиков.
– Один мальчик немецкий, – сказал охранник. – Второй, наоборот, русский.
Стараясь скрыть радость от неожиданной, невероятной удачи, Штирлиц выдержал паузу.
– Откуда здесь немецкий мальчик? – строго спросил Штирлиц.
– Взбунтовался солдат, – пояснил охранник. – Пришлось мерзавца пристрелить, а ребенка забрать в приют. – Мальчишки, кажется, подружились.
– Я беру обоих, – сказал Штирлиц. – Тем более если вы считаете, что они подружились.
Пять минут спустя с двумя копошащимися свертками в руках Штирлиц вернулся к машине.
– Принимай молодое пополнение! – весело крикнул он радистке.
Кэт замерла.
– Андрюшенька! – громко, на родном языке вскрикнула она.
Штирлиц досадливо оглянулся.
– Вот так вас, дурех, и ловят, – добродушно проворчал он, сгружая детишек на руки Кэт. – Андрюшенька, херюшенька… Не время сейчас! Война!
Кэт захлюпала носом. Штирлиц завел машину.
– А второй кто? – спросила совладавшая с материнскими чувствами Кэт.
– Ганс-Дитрих, – бросил назад Штирлиц. – Дружок его.
– Антифашиста поймали? – сообразила Кэт.
– Точно.
Штирлиц еще немного попетлял по улицам, окончательно запутывая следы.
– Значится так! – энергично сказал он, подражая давнему московскому приятелю и вечному сопернику Глебу Жеглову. – В два часа я встречаюсь с этим кексом на Александерплац! В четыре совещание у Мюллера. Тебе придется пока посидеть в люке.
