Не знаю, как описать Ширану. Физически она очень близка к человеку. Различие в структуре было более неуловимо, чем в форме. В общем, она была, что надо: экзотична и прекрасна настолько, что не выразить словами.
Она и ее раса не нуждались в одежде. Их ленивые, волнистые тела покрывал не мех, не перья, не щупальца, а нечто среднее между всем этим. У них не было настоящего цвета, они меняли его в зависимости от освещения в бесконечном спектре очарования, далеко превосходившем известную человечеству цветовую гамму.
Сейчас в темноте аура Шираны светилась, точно темная жемчужина. Я видел ее лицо — странные остроконечные треугольные кости, покрытые кожей более мягкой, чем птичья грудка. Мертвенно черные бездонные глаза. Хохолок из изящных усиков-антенн увенчивался крошечными шариками света, горящего бриллиантами.
Ее мысли нежно обволакивали меня.
«Не печалься, Стиви, — думала она, — девушка пойдет последней. Все устроено. Ты войдешь в Облако самым первым, так что самая малая ее вибрация не коснется тебя».
— Но она коснется кого-нибудь другого, Ширана, — протестовал я. — Все это почему-то совсем другое дело. Она… Она все равно, что моя дочь.
Ширана торопливо ответила вслух:
— Но она тебе не дочь. Твоя дочь родилась триста лет тому назад. Триста лет — это для твоего тела, поскольку здесь нет никакого счета времени. В каждом измерении время различно. В каком-нибудь измерении мы можем провести тысячу лет, а то и больше.
Да. Я помню эти чудные годы. Стены измерений не являются барьером для мысли. Лежишь под X-кристаллами и наблюдаешь их пульс из тумана черных глубин. Мозг высасывается и проецируется вдоль тугого луча тщательно выбранной вибрации; и вот ты уже в другом пространстве, в другом времени.
Можно взять любое тело и радоваться ему, пока не надоест. Можно пролететь между планетами, между солнцами, между галактиками, стоит только подумать об этом. Можно видеть вещи, делать вещи, вкусить такой опыт, для которого все языки нашего пространства-времени не найдут слов.
Ширана и я много бродили, много видели, многое испробовали, а вселенная бесконечна.
— Я не могу не печалиться, Ширана. Я не хотел бы чувствовать себя так, но ничего не могу поделать. Я снова человек. Снова простой Стив Вэнс из Беверли Хил, Калифорния, на планете Земля. Я не могу уничтожить свои воспоминания.
У меня сжалось горло. Я покрылся холодным потом и был ближе к безумию, чем когда-либо за все черт-знает-сколькие годы.
