Когда римская армия вступила в Беотию, то понтийских войск там уже не было. Рассудив, что судьба войны будет решаться не здесь, а в Аттике, под стенами Афин и Пирея, Архелай увел союзную армию на юг и стал усиленно готовиться к предстоящим боям, которые обещали быть очень тяжелыми. День и ночь тысячи солдат и горожан трудились на починке городских стен и сооружении новых дополнительных укреплений, свозили в город запасы оружия и продовольствия. Между тем римская армия двигалась по Центральной Греции, и беотийские города один за другим переходили на ее сторону, даже Фивы, самый большой город в Беотии, ранее ставший на сторону Митридата, открыл перед Суллой ворота. Очевидно, эллины прекрасно понимали, что одни, без поддержки понтийских войск, они обречены на поражение, ведь армия царевича Аркафия только приближалась к Македонии, а Архелай увел свои войска на юг, где надеялся разгромить римлян, опираясь на укрепления Афин и Пирея. И потому, не встречая сопротивления, римская армия приближалась к Аттике, где, наконец, должна была войти в боевое соприкосновение с противником.
Но перед этим произошел еще один инцидент, который со всей наглядностью продемонстрировал отношение римлян к эллинам, речь идет об ограблении святилищ Эллады Суллой. К римским полководцам Эпохи Великих завоеваний на Востоке Титу Квинкцию Фламинину и Луцию Эмилию Павлу можно относиться по-разному, на Балканах они тоже разрушали города, резали мирных граждан, десятками тысяч продавали в рабство свободных людей. Но в одном им можно отдать должное, они никогда не покушались на сокровища общегреческих святынь, наоборот, по сообщению Плутарха: «все же они не только не тронули эллинских святилищ, но даже сами пополнили их новыми дарами, почтили и возвеличили» . А вот циник Сулла, для которого не было ничего святого, поступил иначе: «Нуждаясь в больших деньгах для ведения войны, Сулла не оставил в покое и святилища Эллады, посылая то в Эпидавр, то в Олимпию за прекраснейшими и ценнейшими из приношений. Даже дельфийским амфиктионам он написал, что сокровища бога лучше было бы перевезти к нему, у него-де они будут целее, а если он и воспользуется ими, то возместит взятое в прежних размерах». Разумеется, ни о каком возмещении и речи быть не могло, римлянин нагло врал, прекрасно понимая, что тому, за кем стоят 30 000 легионеров, вряд ли откажут. Даже личный друг проконсула эллин Кафис, на которого тот возложил выполнение этого деликатного поручения, не желал подобного для своей страны, а потому стал всячески препятствовать выполнению этого позорного поручения, пугая римского товарища гневом богов. Но в достижении поставленной цели проконсула не могли остановить никакие силы — ни земные, ни небесные, а потому, надавив еще раз на своего несговорчивого друга, Сулла добился выполнения поручения. Но что самое интересное, подобная акция осуществлялась втихомолку и тайно, ибо проконсул отдавал себе отчет, каким будет взрыв негодования в Элладе, когда правда вылезет наружу.
