Командир Чалый приподнялся с земли, скрипнув кожаными ремнями, перепоясавшими крест-накрест богатырскую грудь, окинул взглядом степь и сказал с улыбкой:
— Весна… Хороша наша степь шахтерская, а приходится уходить. Только Иван остается… Ничего, нехай знает белая кость: все равно не царствовать ей над рабочим людом! Погиб отец — сын встанет на его место, упадет сын — мать возьмет винтовку. Никому не победить революционного народа.
Командир был человеком сурового нрава, говорить не умел и не любил, да, видно, запала и ему в сердце эта песня.
Сашко пружинисто вскочил, отряхнул щегольские, обшитые кожей галифе и сказал:
— Хватит! Мертвым слава, а живым думать за жизнь. Правильно я мыслю, товарищ командир?
— Правильно! Обойди посты.
Не успел Сашко подняться на вершину кургана, как навстречу ему из-за кустов вышли двое: часовой вел какого-то паренька, обутого в тяжелые, большие сапоги. На стриженой голове пленного неуклюже торчала серая солдатская папаха явно белогвардейского происхождения: даже след от кокарды был заметен. Передавая лазутчика Сашко Сулиму, часовой объяснил:
— С «Марии» пришел. В эскадрон просится. Видать, белые подослали.
Сулиму с первого взгляда не понравилось нежное, с тонкими стрелками бровей лицо задержанного. «Контра», — решил он про себя и представил, как сейчас командир будет допрашивать этого гимназистика или кадета. Сашко сам немало отправил таких к господу богу на жительство. Стоит только поприжать, и сразу заклацает зубами от страха.
Сашко вынул клинок, блеснувший на солнце.
— Если шпион, я с тобой лично разговаривать буду.
— А если не шпион? — спросил пленный и усмехнулся. Такого нахальства Сашко не ожидал.
— Руки выше, гад! Иди не разговаривай! Секану шашкой, и понесешь свою голову под мышкой, как астраханский арбуз.
— Не кричи, не испугаешь, — огрызнулся тот и, не оборачиваясь, зашагал с горы.
Сашко держал наперевес обнаженный клинок.
Бойцы эскадрона всполошились. Семен Чалый, закуривая, внимательно глядел из-под густых бровей на странно одетого паренька.
— Веселей шагай! — покрикивал Сашко, задетый вызывающим спокойствием пленного, и, чтобы рассмешить бойцов, слегка кольнул пленного клинком в причинное место.
Когда лазутчика подвели, командир спросил:
— Ты кто такой?
— Человек.
— Гм… а я думаю, что за телка ведут… Ну, рассказывай, если ты человек, кто такой, откуда?
— Прими в эскадрон. Я с шахты «Мария», у меня батька с матерью шкуровцы зарубали.
Бойцы, столпившиеся вокруг, молча слушали. Не так легко провести их или разжалобить. Слишком суровое время настало, чтобы верить на слово.
