— Людвиг, я не знаю, — наконец проговорила она. — Конечно, я люблю сюрпризы и приключения. Но… может, ты хотя бы в общих чертах расскажешь мне, к чему я должна быть готова.
— О… Ты боишься потерять контроль?
— Нет, — выдохнула она. — Но меня злит твой способ делать сюрпризы.
— Я представляю, как твои зеленые глаза горят от негодования. Должно быть, это очень красиво.
Николь не нашлась что сказать и, чтобы уж совсем не молчать, скептически хмыкнула.
— Решайся, Николь. Я предлагаю тебе два дня неизвестности, два дня сюрпризов и приключений. Это рискованно. И прекрасно. Не так ли?
— Так, — нехотя признала Николь. — Ты применил запрещенный удар, я не могу отказаться от такой авантюры. — Да еще рядом с тобой! — добавила она про себя. Впрочем, ты ведь обещал — никаких вольностей. Жалко, что обещал.
— Вот и не отказывайся, — спокойно проговорил Людвиг. — Значит, договорились. В субботу в пять сорок семь утра мы встречаемся на привокзальной площади под башенкой с часами.
— В пять сорок семь?! Что за странное время? — не поверила своим ушам Николь. — Да я буду весь день как сонная муха.
— Обожаю пернатых… — В голосе Людвига отчетливо прозвучал смешок. Он несколько мгновений молчал, а потом серьезно добавил: — Шутка.
Слава богу, а то Николь уж было заподозрила потомка аристократического рода в вопиющем невежестве.
— А почему именно в сорок семь? — сдалась Николь.
— Ты попробуй. И поймешь.
— Ладно, попробую. Форма одежды?
— Разве я не сказал? Одежда любая, какая тебе захочется. Только одну вещь придется оставить дома. В качестве обязательного условия.
— Что еще за условие? — насторожилась Николь.
— Ты обязательно должна оставить дома свою умную критичную голову. Сможешь?
— Смогу. — От количества абсурда, с которого начинался уик-энд, Николь стало весело. Вот уж правда все чудесатей и чудесатей, как говаривал Льюис Кэрролл.
— Спасибо, Николь… — голос Людвига прозвучал необыкновенно тепло, — для меня это очень важно.
— Еще бы. Безголовая девушка в пять часов утра. Каждый оценит.
— И не кусайся, раз уж согласилась.
— Не буду, извини. — Николь как-то сразу остыла. — Спасибо тебе за цветы. Я счастливая.
Сегодняшние пары, точнее оставшиеся сегодняшние пары, прошли для Николь незаметно. Кто-то что-то монотонно говорил, кого-то о чем-то спрашивали, кто-то с кем-то отчаянно спорил. Потом был перерыв и участливо-любопытные вопросы однокурсниц о том, что-то она странно выглядит, уж не случилось ли чего. После занятий, забрав свою корзинку из редакторской, Николь брела к выходу, когда мимо с пыхтением пронеслось чье-то тучное тело и дымящийся кофе из пластикового стаканчика брызнул на пол. В шаге от ее ног. Пока Николь изучала потенциальные следы диверсии на своих оливковых бриджах, растяпа умчался. Вот ведь незадача, отстраненно подумала Николь, даже ругнуться не на кого. Впрочем, ругаться ей вовсе не хотелось. Скорее сработала привычка не спускать обидчикам. Но на душе было странное спокойствие и умиротворение. Как будто самое важное, что она могла сделать за сегодняшний день — а может быть, и за много лет, — она уже сделала.
