Во всем он видит явное противоречие хваленому французскому здравому смыслу. Почему француз должен губить драгоценное время, доказывая всяким чиновникам, что он действительно существует, живет там, где живет, и что дети его живы, поскольку не умерли? Почему француз считает необходимым осведомиться у метрдотеля, свежие ли устрицы, и потребовать, чтобы ему принесли чистую воду, хотя всякому ясно, что метрдотель никогда не ответит, что устрицы протухли, а официант не даст клиенту отравленной воды? Почему француз, у которого на руках часы, нервничает, спеша на поезд, спрашивает точное время у шофера такси и, хотя показания его собственных часов и часов шофера сходятся, все-таки теряет на привокзальной площади полторы минуты, выверяя свой циферблат по башенному, недоверчиво косясь на него и утверждая, что железнодорожная администрация нарочно ставит вокзальные часы на три минуты вперед, чтоб поторопить пассажира?
Старый вояка, для которого спорт есть спорт, а политика — неукоснительное исполнение долга, продиктованного «Интеллидженс сервис», не устает поражаться французам, для которых излюбленный спорт, наравне с велосипедными гонками «Тур да Франс», — классовая борьба, причем как в первом, так и во втором виде спорта принимают участие все сорок три миллиона жителей Франции, в качестве болельщиков, разумеется. Майор удивляется, что прославленный французский индивидуализм — Франция «делится на сорок три миллиона французов» (находит счастливую формулу Томпсон) — парадоксально сочетается со стремлением французского буржуа «быть как все», а пламенный радикализм и патетическое напоминание о принципах 1789 года — со скептическим неверием французов в возможность политических перемен и преданнейшей любовью к английской королеве.
В «Некоем господине Бло» (1960) портрет французского обывателя достигает совершенной законченности. Господин Бло — первый среди средних, самый средний француз, победитель конкурса на среднего француза, средний француз № 1. Подтрунивая над скромным актуарием, которому никогда не выдвинуться на первые роли, никогда не сделать головокружительной карьеры, никогда не уйти от жены к секретарше, никогда не стать для своих детей предметом восхищения и образцом для подражания, Данинос, в сущности, испытывает нежность к своему «вечно второму» (один из романов Даниноса, написанный в 1949 году, так и назывался — «Вечно второй»).
Как и нелепый герой Чарли Чаплина или Тати, господин Бло, несмотря на свою бесцветность, неудачливость, намечающийся животик и преждевременную лысину, симпатичен. Он куда более человечен, нежели признанные и преуспевающие представители общества, в котором он живет. Именно поэтому он и обречен на неуспех в мире условностей, снобизма, меркантильности и карьерных вожделений. Нет, ему не стать «генеральным директором», деловым человеком и миллионером; даже когда он получает миллионную (в старых франках, разумеется) премию на конкурсе — деньги у него не держатся и, уж конечно, не растут. Нет, ему по сделать административной карьеры — для этого он недостаточно цепок и циничен. Господину Бло, как Кандиду, остается «возделывать свой сад».
