Когда я вернулся в Болонью, то наконец открыл деревянную шкатулку и обнаружил в ней несколько стихотворений, которые Данте посвятил моей матери. Среди них была одна баллада, которая так и называлась — «Виолетта». В ней Данте признавался моей матери в любви и умолял пожалеть его. Она начиналась так: О Виолетта, ты моим глазам / Предстала, осененная Амором…[21] Тебе знакомы эти стихи? Вскоре моя мать покинула Флоренцию, будучи уже беременной, и вышла замуж за купца из Лукки. Потом родился я. А твой отец, а может быть и мой, объявил на весь мир о своей любви к Беатриче.
С тех пор, как Джентукка исчезла, прошло уже девять лет. Мне не было смысла оставаться в Болонье, я не мог больше жить в нашем доме. Первые три года я ждал, что она отыщется, а затем перебрался в Пистойю. В Равенну я отправился, чтобы узнать правду о своем отце. Мне нужно было понять, должен ли я вернуть Данте ту фамилию, которую он подарил мне в своем великодушном порыве.
Антония, теперь ты все знаешь, но будет лучше, если твои братья и мать не будут посвящены в наш секрет. Ведь у нас с тобой есть что-то общее. И ты должна знать о своем отце всю правду. Твой отец любил Виолетту еще до того, как встретил Беатриче, и гораздо раньше, чем женился на Джемме. Эта женщина, о которой он говорит в «Новой жизни», — она вовсе не была ширмой, скрывающей его чувства к другой. Она была его первой любовью, совсем иной, нежели все те, что были после, и, когда он писал «Новую жизнь», она была еще жива. Но чем закончилась эта история любви и почему, этого мы никогда не узнаем. Как бы то ни было, являюсь я его сыном или нет, он никогда не смог бы мне дать больше того, что я получил, он был настолько великодушен, что я могу сравнить это только с широтою вселенской души.
Мы познакомились, когда он был очень беден и довольствовался самым малым. Он потерял все, что имел, и если не находил приюта у правителей города, то просил его в монастырях. Он ел очень мало, но жадно читал книгу за книгой, в монастырях и при дворах разных государей он мог легко утолять свою жажду к чтению. И все же, несмотря ни на что, он отдал мне все до последней капли, чтобы я смог начать самостоятельную жизнь. И это было сделано ради любви, ибо так он надеялся изменить жизнь к лучшему. Когда ему было двенадцать, родители обвенчали его с твоей матерью. Мне же он желал лучшей участи, ибо надеялся, что я смогу жениться на любимой Джентукке. Того же он желал и тебе и очень старался, чтобы тебя не постигла участь Беатриче, Пии или Франчески. И это нас роднит: и мне, и тебе он хотел подарить лучшую жизнь — жизнь, подобную раю, не похожую на его собственную, отличную от жизни всех тех, чей путь омыт горючими слезами.
