Да, наверняка, Ольга тоже может рассказать немало интересного. Если захочет, конечно…
— А дочь и зять, наверное, на работе?..
— Олечка уже четыре года в Греции — сиделкой работает. Приедет на месяц и опять уедет. Она у меня медсестра. А отец Ани с нами давно не живет. Тоже где — то в Москве, на заработках.
Инга вздохнула. Значит, не такая уж и благополучная семья, как рассказывала попутчица.
— А Аня где сейчас? В школе?
— Какой, в школе! — махнула рукой Антонина Петровна. — В школу она вот уже месяц не ходит. Вот и учительница Анечкина Любовь Васильевна приходила, предупреждала, что Анечку до экзаменов не допустят. Я и не знаю, где она пропадает. Неделями дома не бывает. То с друзьями где-то, а все больше с этой Мариной и сектантом этим, то где-то на рок- концертах…
Пожилая женщина еще больше выросла в глазах Инги. Не каждая бабушка непринужденно употребляет такие слова.
Хотя с такой внучкой…
— А вы не знаете, где проходят эти рок- концерты? — с надеждой спросила Инга, хотя… Если бы семидесятилетняя женщина знала еще, и где проходят рок- концерты, наверное, это было бы уже слишком…
— Разве ж она мне докладывает? Может, чайку поставить, — спохватилась Антонина Петровна.
— Нет, нет, не беспокойтесь, пожалуйста… А где живет эта Марина, вы знаете?
— Как же не знать-то? Здесь, недалеко, на соседней улице… Вот только дома вы ее не застанете. Только мать ее алкоголичку, да она тоже ничего толком не расскажет. Нажралась уже с утра где-то… — Антонина Петровна мрачно усмехнулась. — Анечка как ушла во вторник, так до сих пор и не приходила. Я вот вчера и сегодня к Гальке-то ходила, а она говорит: «Моя тоже куда-то пропала». А куда — ей и дела нет. Что ей родная дочь, лишь бы водка была!
— Да… — вздохнула Инга. Антонина Петровна, а почему вы решили, что Аникшин входил в секту самоубийц?
— Ох, деточка!.. — весь вид пожилой женщины говорил о том, что журналистка задела ее самое больное место. Инга даже испугалась, не схватит ли сердце у Аниной бабушки. И дочь-медсестра, как назло, умотала в Грецию сидеть у постелей других стариков.
— Чего ж мы только натерпелись! — у Антонины Петровны даже затряслась голова, как у марионетки, которую кто-то дергает за шарниры. — Мы чуть с ума не сошли…
«Мы» — значит, дочь приезжала из Греции.
— Анечка наша… Ночью подруга ее, Марина, привела… — в слово «подруга» Антонина Петровна, казалось, вложила всю ненависть, что скопилась в ее душе. — Пьяную… А ведь всего шестнадцать лет девочке. И кровь течет, не прекращается… Что же нужно было делать с девочкой, чтобы так!.. Чтоб он провалился! Оля набирать «скорую», а Анечка вырвала трубку у нее из рук. Схватила нож и кричит: «Убью себя, если скорую вызовете!» Мы испугались, проплакали всю ночь… И утром от нее ничего добиться не смогли. Пошли к Марине. А она так спокойно говорит: «Не волнуйтесь. Анечка стала…» и слово какое-то сказала… просвещенной, что ли…
