Да уж… Стоило отложить книжку в сторону. Тем более, что в гостинице, наверняка, все равно будет нечем заняться. Можно будет с чистой совестью вернуться к парижским каштанам.
Правда, больше попутчица ничего интересного не рассказала. Только с жаром повторила несколько раз «сволочь» в адрес Аникшина и во всех подробностях поведала Инге о всех добродетелях своего внука. О том, что он не пьет и не курит, по ночным клубам не лазает. Сидит дома, книжки читает. В общем, редкий зануда.
Зато случайная знакомая дала адрес той самой Анечки. Наверняка она знает много интересного об этом Аникшине. Вот только вряд ли расскажет. А вот ее родители, если, конечно, правильно начать разговор, не поскупятся на подробности.
Уютный районный город встретил Ингу все тем же моросящим липким дождем. Октябрь, распластавшийся на небе, как гигантский спрут, и сюда проник своими щупальцами. Как будто она снова вернулась в ту же точку, откуда выехала два с половиной часа назад.
Так же вяло тянутся потоки прохожих и держат разноцветные зонтики над головами и от этого напоминают муравьев, несущих странную поклажу.
Такие же дома, странно соседствующие старые одноэтажные домики и многоэтажки. И те, и другие — приглушенных оттенков, которые кажутся особенно бесцветными в тусклый октябрьский день.
У входа в магазин продавали цветы. Инга выхватила взглядом из красных, белых и желтых роз, белых лилий и хризантем, две бардовые розы.
Две бардовые розы — похоже, это знак! Надо ехать на кладбище.
Дом Аникшина, зеленый, одноэтажный, с низеньким забором и громоздкими воротами, Инга увидела сразу.
Путь от открытых ворот до кладбища был усыпан гвоздиками и еловыми ветками. Когда-то кто-то Инге говорил, что наступить на такой цветок или веточку — плохая примета.
Гвоздики и еловые ветки вывели Ингу к еще не засыпанной могильной яме.
Инга остановилась. У гроба, опустив головы, стояли две женщины. Одна, на вид около тридцати пяти — в черном платке. Другая, лет сорока с лишним, с черной повязкой вместо платка, единственная из всех держала в руке раскрытый зонт, сюрреалистическим желтым пятном возвышавшийся над могилами. Двое из четверых мужчин, явно, могильщики. Еще один, в длинном черном плаще, скорее всего, муж женщины с сюрреалистическим зонтом. Вторая, конечно же, жена Аникшина. Самый молодой мужчина, в джинсах и черном пальто, наверное, брат Аникшина или кого-то из этих людей, сопровождающих его в последний путь. Чуть поодаль, отгороженные нескольким могилами, за похоронами наблюдали две девушки, обе без платков, с длинными распущенными волосами — одна русоволосая, другая — брюнетка.
