Полицейский участок. Конец войны, но немцы ещё не верят в поражение. Их, узников, собрали в участке для острастки.
Полицейский брызжет от возбуждения слюной, отчетливо выхаркивая слова: если кто не будет слушать своего хозяина, будем отправлять в концлагеря.
Обратно возвращались в барак понурые. Илюшка с Ниной плелись позади всех.
— Эй! — донеслось откуда-то сверху. — Русский швайн!
Дети, как по команде, посмотрели наверх. В окне второго этажа немецкий мальчик корчил рожи. Смачно выкатил язык и Илья.
Немецкий мальчик неожиданно отпрянул от окна, а через минуту из того же дома выбежал немецкий солдат с перевязанной рукой. Второй, здоровой, он от души скрутил ухо Илье:
— Их апшкайн тайне коп! (*Я оторву тебе голову. — Прим. авт.), — грозно прокричал на всю улицу неожиданно появившийся мститель.
Старшина опустился прямо на траву, приглашая спутниц последовать его примеру, задумчиво посмотрел вниз:
— Где-то здесь в войну был крематорий. Наверное, рельсы туда и ведут.
Старшина вытянулся поудобнее и нащупал под собой что-то странное.
— Здесь какая-то решётка, — принялся он разгребать землю.
За решёткой была пустота, огромная, чёрная. Она как будто приглашала приобщиться к какой-то страшной тайне. Но как ни старался старшина вырвать решётку, казавшуюся непрочным препятствием, она как будто пустила глубоко в землю железные корни, и мужчина опустил руки:
— Эх! Ладно, девчата. Пойдёмте дальше. Должен же быть где-то вход.
Железная дорога, действительно, привела к воротам крематория и тянулась дальше, где зловеще застыли три пустых товарных вагона.
На улице всё ещё стояли бочки с жиром, которым немецкие солдаты смазывали оружие. С человеческим жиром.
Вход в крематорий был похож на звериную нору, но внутри напоминал о временах инквизиции. Только новые инквизиторы превзошли в изобретательности своих предшественников. По бокам коридора тянулись кольца, к каким в колхозах привязывают скот, но вбитые близко друг к другу. Кромешную тьму рассекали, как мечи, полоски света, проникавшие в зарешёченные отверстия в насыпи, на одно из каких и наткнулся старшина. И всё же пробираться во мраке было непросто.
Старшина шёл впереди, нащупывая дорогу. Глаза понемногу стали привыкать к темноте, и можно было разобрать очертания небольшой площадки, заполненной доверху, как стогами, ворохами одежды и обуви.
— Осторожно, девчата, дальше ступеньки, — предупредил старшина. Лестница оказалась эскалатором. Эскалатор вёл только вниз. Остановившаяся машина смерти все ещё помнила железный лязг, стоны и крики.
