Безжизненные прутья легли под неловким взмахом неровными штабелями.
Почему-то Нина так и думала. Что-то степенное и вместе с тем вдохновенно — нервное выдавало в тёте Шуре преподавателя, имевшего дело с материей такой же прозрачной, как детские души, — Словом.
И вот на тебе, Александра Петровна, вместо «Я помню чудное мгновенье» топор в руки.
Нина снова злобно посмотрела на охранника, точно он один был виновен во всех их с тётей Шурой несчастьях. Почему-то вдруг вспомнилось, что у него какая-то смешная фамилия на «ко» вроде «Нечепуренко» или даже длиннее. Потому за глаза называют Хохол. И голос неприятный, скрипучий, ворчливый.
Снова и снова всплывало вместе с обидой в памяти Нины, как, усаживая в первый раз её на пень, Хохол приговаривал:
— Зачем мне нужен выговор? Убежишь ещё чего доброго, а мне два месяца до пенсии осталось.
Другой охранник, молодой, — тот в отличие от Нечепуренко, человек, его и самой подводить неохота, а этот… Нина мстительно посмотрела в сторону Хохла… Запомнит её на всю оставшуюся жизнь.
Последние холодные месяцы тянулись нестерпимо медленно, потчевали то дождями, то ветрами, а то и припозднившимся снегопадом.
Нате, товарищи заключённые, получите передачку, морозный гостинец от зимы.
Приветец такой лишь тем в радость, кто в морозы у печки сидит, книжки читает.
Спасибо Лиде — подарила шерстяные носки. Такой роскошью никто в бараке похвалиться больше не мог. Теперь Нина предусмотрительно надела подарок, сверху жёлтые дерматиновые тапочки, и уже на них — стёганные носки и форменные «чтоты-чтоты».
Девушка победно посмотрела на мучителя.
— А я убегу сегодня, тёть Шур, — весёлая от отчаяния, прошептала Нина.
— Не смей! — застыл в воздухе топор на полпути. — Хочешь, чтоб собаки разорвали?
— Ну и пусть разорвут! Зато Хохол меня помнить будет.
— Совсем с ума сошла! — прошипела учительница. — Жизнь поломать себе решила? Так это дело нехитрое! От Хохла ты может, и сбежишь, а от собак? от закона? То-то…
Нина не спорила, и тётя Шура решила, что убедила её в своей правоте. Образумила.
Вырубив поляну возле злополучного пня, топор учительницы, как корабль с острым парусом на свет маяка, двинулся к разгоравшемуся поодаль костру.
Нина прикрыла рукой мешочек с сахаром, привязанный к поясу, чтоб не вымочил злоумышленник- дождь. Тот поимел совесть и кончился так же внезапно, как начался, уступив место солнцу.
И девушке показалось, что это добрый знак. Светило как будто подбадривало: «Беги!».
