И вот на горячий песок доисторического пляжа ступила точёная нога цивилизованной женщины. Первым делом Наталья направилась к мужу. Заплаканные глаза её стремительно просыхали, и в них уже проскакивали знакомые сухие молнии. Что до Валентина, то он окостенел в той самой позе, в какой его застало появление «Пенелопа». Пальцы его правой руки были сложены так, словно ещё держали сигарету, которую у него вовремя сообразил выхватить Толик.
— Как это на тебя похоже! — с невыносимым презрением выговорила Наталья.
Валентин съёжился. Он даже не спросил, что именно на него похоже. Собственно, это было несущественно.
Второй переправили Галку. Вела она себя так, словно перекупалась до озноба: дрожа, села на песок и обхватила колени. Глаза у неё были очень круглые.
И наконец на берег сбежал сам Фёдор Сидоров. Задрав бородёнку, он ошалело оглядел окрестности, после чего во всеуслышание объявил:
— Мужики! Это Гоген!
— О-о-о (у-у-у), Гоген!.. — встрепенулась было Наталья — и осеклась.
— Нет, но какие вы молодцы, — приговаривал Лёва со слезами на глазах. — Какие вы молодцы, что приплыли! Вот молодцы!
Как будто у них был выбор!
— А эт-то ещё что такое? — послышался ясный, изумлённо-угрожающий голос Натальи. Её изящно вырезанные ноздри трепетали. Валентин перестал дышать, но было поздно.
— Наркоман! — на неожиданных низах произнесла она.
Лицо Толика приняло странное выражение. Казалось, он сейчас не выдержит и скажет: «Да дай ты ей в лоб наконец! Ну нельзя же до такой степени бабу распускать!»
Ничего не сказал, вздохнул и, вытащив из дюральки охотничий топорик, направился к зарослям.
Впрочем, Наталью в чём-то можно было понять. В конце концов ведь и сам Толик в первые минуты пребывания на острове с ненужным усердием хлопотал вокруг дюральки, боясь поднять глаза на окружающую действительность. Видно, такова уж защитная реакция человека на невероятное: сосредоточиться на чём-то привычном и хотя бы временно не замечать остального.
Поэтому выволочка была долгой и обстоятельной, с надрывом и со слезой. Валентину влетело за курение в трагический момент, за друга-слесаря, за нечуткость и чёрствость и наконец за то, что с Натальей не стряслось бы такого несчастья, выйди она замуж за другого.
Наталью тупо слушали и, не решаясь отойти от лодок, с завистью следили за мелькающим вдалеке Фёдором Сидоровым. Как очумелый, он бегал по берегу, прищуривался, отшатывался и закрывал ладонью отдельные фрагменты пейзажа. Потом и вовсе исчез.
