Мой Врубель, высказать тебе смогу ли
Всю горечь, что вольна сорваться с горьких губ.
Роится, разлетается, как мыслей улей,
Моё весёлое и звонкое – Могу!..
С утра гремлю заслонкой. Занят делом.
Заспан.
Наткнусь на заступ. Кто-то свет мне застит,
Глаза заслонит, спросит: Любит ли вас Пан?
Звучит свирель, и я опять во власти
Ночных напевов. Но подступит счастье
И полоснёт по горлу острой бритвой,
Или укажет кратко: Вскройте вены!..
О, нет! В своей я смерти не виновен,
Ещё пиджак мой кровью не закапан,
И ворон не кричит над отчей кровлей.
Все черви выпадут. Вся масть.
Взирает молча голый череп.
Живу давно с бубновой дамой
У самой городской черты.
Меня страшит десятка пик,
Восьмёрка треф. Судьба гадалка
Посмотрит скорбными глазами
В пустые, тёмные глазницы.
Мне самого себя не жалко.
Я ваш покорный, скромный ученик,
И не могу никак остановиться.
Вдруг сорвалось, нахлынуло Ночное.
Пахнуло степью. Гулко ржали кони.
К траве припал и долго бился инок,
И у него прорезывались рожки.
Узорны были травы. Плыли зори.
Цветы, как факелы, дымились и чадили,
Вытягивались тонкими свечами.
Не знаю сам, что сталося со мною.
Я звал любовь, покуда бредил Врубель,
И в зале было чадно от сирени
В цвету. Тут жизнь его пошла на убыль.
Забила Лебедь белая крылами.
Всегда так было. И всегда так будет.
Надеюсь, мне не изменяет память.
