Шутки морские порою бывают жестоки…
Жил-был рыбак с черноокою дочкой своей.
Дочка угроз от отца никогда не сдыхала —
Крепко любил ее старый рыбак Тимофей.
Выросла дочка на славу — стройна и красива.
Волны ласкали ее, как родное дитя.
Пела, смеялась, резвилась, как чайка над, морем,
Только она далеко от судьбы не ушла.
Как-то зашли к рыбаку за водою напиться
Четверо юных, средь них был красавец один —
Смуглый красавец со злою и дерзкой улыбкой,
Пальцы в перстнях, словно был он купеческий сын.
Смуглый красавец последним из кружки напился.
Кружку взяла и остаток воды допила.
Так и пошло: полюбили друг друга у моря
Чудный красавец и юная дочь рыбака.
Часто они уплывали в открытое море,
Море им пело волшебные песни свои,
Волны и ветер их буйную страсть охлаждали,
Скалы морские служили приютом любви.
Старый рыбак поседел от тоски и печали:
«Дочка, опомнись, твой милый — бродяга и вор, —
Так ей сказал, — берегись, берегись, Катерина —
Лучше убью, но не выдам тебя на позор!»
Девушка петь и смеяться совсем перестала,
Пала на личико светлое хмурая тень,
Пальцы и губы она себе в кровь искусала,
Словно шальная, ходила она в этот день.
Как-то отец возвратился из города поздно:
«Вот и конец, — он сказал, — молодцу твоему.
В краже поймали. Пойди посмотри, коли любишь.
Там и убили. Туда и дорога ему».
Девушка Катя, накинув платок, убежала.
Город был близко, и возле кафе одного
Толпы народа… Она их с трудом растолкала,
Бросилась к трупу, лаская, целуя его.
Чудный красавец лежал там уже бездыханный,
Словно заранее чувствовал смертный свой час,
Руки скрестивши, как крылья подстреленной птицы,
Злая улыбка скользила на нежных устах.
Девушка встала — и, бросив проклятья народу,
Не дожидаясь той новой, печальной зари,
Белое платье надела и, словно невеста,
Бросилась в морс с ближайшей высокой скалы.
Шутки морские порою бывают жестоки…
Жил-был рыбак с черноокою дочкой своей.
Дочка угроз от отца никогда не слыхала
Крепко любил ее старый рыбак Тимофей.
