– Неплохо, – говорит Кабош.
Возвращаю клеймо на угли.
– Теперь еще одно, – продолжает мэтр. – Человеку свойственно рефлекторно отстраняться от поражающего воздействия. Так что твою ногу надо фиксировать. На силе воли здесь не выедешь.
– Ничего подобного. Есть опровергающие исторические примеры. Протопопу Аввакуму некая женщина стала на исповеди описывать свои плотские грехи. И обуяло его желание. «Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в тот час…» Тогда достойный святой отец зажег три свечи, прилепил к аналою, внес руку в пламя и держал так, пока не угасло желание.
– У свечей пламя холодное по сравнению с каленым железом. И у тебя ситуация сложнее. Ты хотя бы руку с клеймом удержи секунду. Не так уж мало в таких обстоятельствах. Иди-ка сюда. Здесь есть пень замечательный.
Упомянутый пень стоит в полутора метрах от костра, и к нему сходятся два из четырех бревен.
– Садись сюда.
Я подчиняюсь, он притягивает мою ногу к пню ремнями. Очень туго. До боли.
– Блин! – говорю я.
Он усмехнулся.
– Ничего. Это ненадолго. Поверь мне, так безопаснее. Очень больно?
– Терпимо.
– Я не ради твоего геройства спрашиваю. Вопрос чисто практический. Мне нужно знать, насколько ты под эндорфинами.
– Правда, терпимо.
Он зашел мне за спину и сильно сжал плечо там, где под повязкой в коже сидят иглы.
Я взвыл.
– Ну вот, – говорит мэтр. – Подождем еще минут десять.
Через десять минут боль успокоилась.
Кабош смотрит мне в глаза.
– Ну что, готов?
Я кивнул.
– Давай.
Он снимает клеймо с углей и протягивает мне рукоятью.
Вздыхаю поглубже, клеймо впечатывается в кожу на ноге.
Боль затопила сознание. Ничего, кроме боли. Наверное, я ору. Не до того, чтобы считать до двух, отмеряя секунду.
Рука Кабоша на моей руке, держащей клеймо. Он с силой сжимает мне кисть и отрывает клеймо от кожи. Отбирает вовсе, взгляд останавливается на ожоге.
– Отлично!
Слегка похлопывает меня по плечу.
– Расслабься. Все позади.
А я уплываю в сабспейс. Настоящий глубокий сабспейс, а не ту легкую эйфорию, что была, когда мы шли по лесу.
Я среди звезд, над кронами деревьев. Костер превратился в светлое пятно где-то далеко, то ли внизу, то ли на периферии сознания. Но непостижимым образом я вижу улыбку Кабоша и ловлю себя на желании пасть перед ним ниц и целовать ему руки, ноги, сапоги.
– Я всегда говорил, что мазохиста можно сделать из любого человека, – говорит обладатель улыбки.
Есть свидетельства, что иногда жертвы инквизиции во время допросов под пыткой приходили в состояние эйфории и объяснялись в любви к палачам. Это ужасало свидетелей и рассматривалось как неопровержимое доказательство связи пытаемых с Дьяволом. (Враг рода человеческого помогает переносить мучения.) Такие свидетельства редки. Когда тебе рвут клещами половой член или ломают ребра – уже не до сабспейса. Методика не та. Но не всегда палачи начинали с грубого членовредительства. При таком обилии экспериментального материала должны же они были, хотя бы по теории вероятности, хоть изредка, вызывать сабспейс.
