Но Рябинин никак не мог взять в толк, почему красивую женщину ему допрашивать труднее, чем некрасивую.
Когда Долинина открыла дверь, он сразу решил, что хорошего допроса не получится.
Она подошла, чётко отстукивая каблуками, и села перед ним, отодвинувшись от стола на приличное расстояние. Он знал, для чего — чтобы сразу ослепить стройными кремовыми ногами. Таким ногам не в маршруты бы ходить, а в мюзик-холле красоваться.
— Слушаю вас, — сказала Долинина, симпатично втянув щёки и округлив губы, будто хотела его издали поцеловать, да передумала.
— Не знаю, о чём вас спрашивать, — фривольно улыбнулся Рябинин и еле удержался, чтобы тоже не округлить губы и не втянуть щёки. — И вообще не знаю, о чём говорят с красивыми женщинами, — добавил он.
Стиль допроса задала Долинина, представившись ногами; он решил его поддержать.
— На работе со мной говорят о науке, — мило заметила она.
— В вашей науке я не разбираюсь. Значит, мне придётся говорить о любви.
— Давайте, — согласилась Долинина, — если только вы в ней разбираетесь.
— Любовь и ненависть — это моя специальность, — серьёзно сказал Рябинин.
— А я думала, что вы занимаетесь убийствами.
— Убийства происходят от любви и ненависти. Не так ли?
— Не знаю, не убивала, — улыбнулась она и опять сыграла губами и щеками.
Рябинин подумал: как это женщинам удаётся выбрать из обильной человеческой мимики и выражений лица, из десятка поз, жестов, походок и улыбок то, что им очень идёт? Уж не при помощи ли зеркала?
— Вы, конечно, не замужем? — спросил он.
— Почему «конечно»?
— Женщины с вашей внешностью обычно ждут принцев.
— Какой вы смешной, — вдруг заявила Долинина.
— Смешной, — буркнул он, обругав себя: знал ведь, что развязный тон не в его стиле, — не получится.
— Симонян была не замужем, Эдик и Суздальский холостые, — заметила Долинина.
— С кем вы дружите в своей группе? — сухо спросил он.
Она весело смотрела на него, словно всё это не принимала всерьёз. Рябинин знал, что психологическую победу одержала свидетельница — одержала незаметно, быстро и уверенно.
Существует мнение, что следователь борется только с преступником. Но ему приходится бороться с любым предвзятым свидетелем, а таких много: не хочется идти по повестке, неохота выступать в суде, считает вызов напрасным, просто пугается прокуратуры, хочет что-то скрыть, боится сказать лишнее, опасается показаниями навредить приятелю — вот и замыкается такой человек в себе. Тогда начинается борьба.
