— Только подумайте, Суздальский-то… На похороны не пришёл. И дома его нет.
— Он такой человек, — задумчиво ответила Долинина.
— Нечувствительный, — добавил Эдик и тихо спросил: — Вега, я провожу вас?
— Проводите, Эдик.
— До дома?
— До дома.
Эдик поправил очки и взял у неё портфель. Они шли молча, изредка посматривая на Померанцевых. С кладбища всегда ходят молча.
— Не думал, что так всё просто, — вздохнул Эдик, который впервые был на похоронах.
— Да, это очень и очень просто, — тоже вздохнула Вега и спросила: — Зачем его жена пришла?
— Кого? — не сразу понял Горман. — А, шефа… Наверное, для моральной поддержки.
— Видная женщина, — обернувшись, сообщила Терёхина, хотя Померанцеву видела не раз. — Да и он видный мужчина. Но каков Суздальский, а?!
— Плюньте на него, — посоветовал Эдик.
— Ну, я побежала, меня ребята ждут, — заявила Терёхина и действительно побежала через дорогу к трамваю.
— Жизнь продолжается, — констатировал Эдик.
— Что же ей делать! — слабо улыбнулась Вега.
— Тогда и я вас провожу.
— Мы же об этом договорились, Эдик.
— Вы впервые разрешили. Наверное, с горя, — усмехнулся он.
— Отстанем от них, — предложила Вега, кивая на Померанцевых.
Они замедлили шаг. Эдик раздумывал, взять ли её под руку. Неудобно, первый раз провожает — и сразу под руку. С другой стороны, всё-таки провожает. Но когда он косил глаз на полную, нежно-литую руку Веги, у него потели очки и пропадала смелость. Это было смешно, потому что в поле вместе ходили в маршруты, он подсаживал её на обрывы, переносил через ручьи и частенько спал рядом в своём спальном мешке. Но сейчас он её провожал.
— Видно, я плохой человек, — сказал Эдик, — в такой день думаю… о другом.
— Я тоже думаю о другом… И сама не знаю о чём.
Как они ни медленно шли, но от начальника всё-таки не отстали. У перекрёстка Померанцева на миг прильнула к мужу. Валентин Валентинович резко обернулся — видят ли сотрудники. Огромные голубые глаза смотрели на него с любопытством. Огромные очки пылали двумя солнцами с горизонта. А Терёхиной уже не было.
— Кхе-кхе, друзья мои!
Все обернулись на столь знакомое «кхе-кхе». Из переулка, пошатываясь, выплыл Суздальский. Он отвесил поклон, блаженно улыбнулся и неверными руками достал трубку. Пиджак был в мусоре, волосы отсырели, лицо пожелтело окончательно — стало как его никотиновые пальцы.
— Что с вами? — не выдержала Вега.
— А что? — удивился Суздальский.
— Ростислав Борисович, вы три дня не были на работе. Что случилось? — спросил Померанцев.
