Павел самосатский и Несторий. (Плоть Иисуса Христа) вместе (соделалась) и плотию (просто) и вместе плотию Бога Слова; вместе (просто) одушевленною разумною плотию, вместе также и одушевленною разумною плотию Бога Слова. В Нем (получила) она свое бытие и не имела бытия сама по себе. Все его (что входит в состав человеческой природы в Иисусе Христе) приведено было в бытие одновременно с зачатием Слова и соединилось Ему в ипостась одновременно с тем, как приведено было в бытие, — бытие истинное, а не частичное, не допускающее деления, не принимающее ни изменения, ни слияния. Им (Иисусом Христом) оно приведено в бытие, в Нем и с Ним получило существование и вместе с Ним составлено. Оно не допускает решительно нисколько времени, в которое бы оно имело существование прежде неслитного и нераздельного соединения. Итак Слово, воплотившись от непорочных и девических кровей всесвятыя и ненорочныя Девы Марии, сделалось поистине человеком; хотя Оно и было носимо в девическом чреве и исполнило время законного чревоношения, во всем естественном и не имеющем греха уподобилось нам людям и не презрело нашей низости, весьма сильно подверженной страстям, однако ж родилось как Бог в человеческой плоти, равно как и в (человеческом) образе, в (плоти) имеющей душу разумную и безтелесную; эту плоть само Оно оживотворило в Себе самом разумным духом, а не другой кто. И родившую Деву Оно само соблюдает и показывает ее в собственном смысле и воистину Богородицею, хотя бы и бесился сумасбродный Несторий и плакало и рыдало и выло его богопротивное воинство и опять снова терзалось вместе с ним. Потому что родившийся от Девы, святыя Богородицы Марии, был Бог, принявший ради нас второе и временное рождение после первого своего и вечного рождения от Отца, — рождение естественное и несказанное, хотя воплотившийся и рождался для того, чтобы уподобиться нам плотским. Он воспевается как всецелый Бог, Он же принимается как всецелый человек; Он же признается как совершенный человек, потому что Он имел единение двух естеств: божества и человечества, и познавался в двух совершенных естествах: божестве и человечестве. Потому что ни соединению не способствовало какое-либо изменение или смешение, ни различием и двойственностью естеств или существ после соединения не вводится разделение и рассечение; хотя это (последнее) и печалит безумного Нестория, а то (первое) приводит в изступление безрассудного Евтихия. Соединяющееся между собою ипостасно не принимает изменения, не познает разделения, не знает того, что доступно слиянию, и не допускает признаков сечения, что, как известно, (допускают) невежды Евтихий и Несторий и не знающие силы ипостастного соединения, по которой Слово воплотилось и плоть одушевленная и разумная неизменно обожилась: один увлекает в море слияния, а другой уносит в пропасть разделения. И поэтому один избегает исповедовать двойственность естеств, а другой затрудняется исповедывать одно воплощенное естество Бога Слова и боится говорить, что у Него одна составная ипостась: они беглецы, боящиеся страха там, где нет никакого страха. Мы же, мужественною мыслию отогнавши безумие, рабски (следующее) тому и другому из них, и безбоязненно утвердившись на камне благочестия, проповедуем ипостасное снисхождение Слова в плоть, от нас (заимствованную) разумную и одушевленную, и воплотившееся Слово почитаем за единого Христа и Сына, и говорим, что у Него едина составная ипостась, и возвещаем, что Он в двух естествах, и веруем, что у этого Бога Слова два рождения: одно от Бога Отца, которое знаем как неограниченное временем и вечное, а другое от Богородицы Матери, которое признаем за новое и происшедшее во времени; и прославляем одно воплотившееся в Нем естество Бога Слова, но не так, как говорят Аполлинарий, Евтихий и Диоскор, но так, как передал нам мудрый Кирилл. Кроме того мы говорим, что сохранились особенности естеств, и возвещаем различие соединившихся, как называемое естественным и состоящее в качестве, так и мыслимое в существенном и заключающееся в количестве. И мы ни Несториева сечения не боимся, ни Евтихиева изменения не уважаем. Потому что мы не говорим, как пустоголовый Несторий, что соединение относительное, и не пустословим, будто снисхождение (состоит) в одинаковости чести и подобии воли и в порыве и одинаковости хотений, а также не говорим попусту, как богоотверженный Евтихий, о каком-либо слиянии и изменении Бога Слова и разумно одушевленной плоти, или о соединении естеств и сущностей и образов, из которых во Христе произошло чудесное сочетание. Поэтому, идя путем царским и средним, мы отвращаемся слияния и ненавидим рассечение, а душевно почитаем одно неслитное и вместе нераздельное соединение божества и человечества, которое одно и может быть допущено при естественном и ипостасном соединении. Взаимно соединившиеся божество и человечество сохраняли его для того, чтобы не допустить изменения и не потерпеть разделения. Учение о соединении, разумеется, естественном и ипостасном (я не знаю, кроме этого, другого соединения во Христе), не знает различия, а разделение оно совершенно изгоняет, и пришедшее в соединение сохраняет неизменным и не допускает разделения в соединившемся. И поэтому, называя Христа состоящим из божества и человечества, мы проповедуем, что Он и Бог и человек, состоит из двух естеств (διφυα) и двойствен по отношению к естествам. А равно и по божеству Он совершен, и по человечеству совершен. Поэтому, уча, что Он в двух естествах, мы изображаем Его Богом единосущным Отцу и говорим, что Он также единосущен и Матери и нам, как человек, что Он видим и невидим, также, что Он создан и несоздан, что Он и плоть и бесплотен, что Он и описуем и неописуем, что Он и земной и небесный, что Он разумная одушевленная плоть и божество, что Он явился недавно и вечен, что Он и уничижен и превознесен и все, что найдется (свойственного) нераздельно (соединившемуся) двойственному естеству, хотя одно существовало всегда, как имеющее естество вечное, а другое неизменно получило бытие ради нас в последние времена, как восприявшее естество человеческое. Потому что если соединение было неизменное и нераздельное, как оно и (теперь) пребывает неизменным и нераздельным, и эти два являются неизменно различными и нераздельно показывают различие, то это были естества и сущности и образы, из которых произошло несказанное соединение и в которых созерцается один и тот же Христос. Единое, происшедшее из них, остается единым; оно за тем уже не разделяется и, не допуская рассечения или изменения, показывает, из чего состоит. Это есть ипостась и лицо составное; оно состоит из неслитного смешения и не знает разделения в соединившемся, но сохраняет нераздельное бытие и существование; и не два, потому что соделалось одним, и не слитно и не ведет к одному единству и к естественному и существенному тождеству того, из чего естественно составлено, но одно и в тоже время познается и (как) одно и (как) два. Одно по ипостаси и по лицу, а два по отношению к самим естествам и естественным особенностям их, от которых оно и получило (возможность) быть единым и сохранило (возможность) оставаться по естеству двояким. Поэтому Он, пребывая тем же, созерцается как единый Христос, и Сын, и единородный, нераздельный в обоих естествах, и естественно совершает то, что свойственно тому и другому существу, в силу присущего тому и другому существенного качества и естественной особенности. Если Он имеет естество единичное и несовокупное, то как же у Него не будет такова же и ипостась и лицо? И неужели один и тот же стал бы вполне совершать то, что свойственно тому и другому естеству? Каким же образом божество, непричастное плоти, будет физически совершать дела плоти? Или каким образом тело, не имеющее божества, стало бы совершать дела, по существу признаваемые божественными? Еммануил же, будучи единым и в одном и том же будучи тем и другим, то есть, и Богом и человеком, поистине совершает свойственное тому и другому естеству, производя совершаемое Им одно так, другое иначе. Как Бог, Он совершает божественное, а как человек — человеческое. Он всем хочеть показать Себя и как Бога и как человека, и поэтому Он совершает и божественное и человеческое, а равно и говорит и произносит (то и другое). И не было так, как желает Несторий, чтобы один творил чудеса, а другой совершал человеческое и терпел страсти. Но один и тот же Христос и Сын совершал и божественное и человеческое, — одно так, другое иначе, как учит божественный Кирилл, потому что Он в том и другом имеет власть несливаемую, но ничуть и неразделимую. Как Бог Он был вечен и совершал чудеса, а как человек Он был известен, как недавно явившийся, и совершал уничиженное и человеческое. Потому что как во Христе то и другое естество сохраняет неизменно свою особенность, так и каждый образ в соединении с другим — то, что ему свойственно. Так Слово, (находясь) в общении именно с телом, совершает то, что свойственно Слову, а тело совершает то, что свойственно телу, тогда как с ним находится при этом в общении именно Слово. И это познается в одной ипостаси и отгоняет нечестивое сечение. Они не действовали отдельно, чтобы мы не подумали, что они раздельны. Пусть не торжествует поэтому Несторий, безрассудно обманывающий сам себя, потому что тот и другой образ во едином Христе и Сыне после соединения обоих (естеств) совершал то, что было ему свойственно. Потому что он сам по себе, не отделяясь от другого, совершал то, что было ему свойственно. Мы прославляем в Нем не двух христов и сынов, из которых один, будучи Сыном и Христом по естеству, совершает чудесное, а другой, будучи Сыном и Христом по благодати, совершает уничиженное. Хотя мы учим, что два образа действуют вместе, каждый согласно с своею естественною особенностью; но мы говорим, что один и тот же Сын и Христос естественным образом совершает высокое и уничиженное, согласно естественному и существенному качеству каждого из двух естеств своих, потому что эти естества, пребывая неизменными и неслитными, и будучи ясно познаваемы как два, и будучи соединены неслитно, не были лишены этих (свойств своих) и являлись в одной ипостаси. Пусть не торжествуют напрасно Евтихий и Диоскор, распространители несуществующего безбожного смешения; после соединения того и другого естества каждое из них совершало то, что ему свойственно, избегая разделения, не принимая изменения, и сохраняя различие по отношению к другому, и удерживая общение и соединение нераздельным и неразрывным. Поэтому, оставаясь благочестивыми и держась пределов православия, мы говорим, что один и тот же Христос и Сын совершает то и другое, потому что Он Бог и человек; и не выдумываем никакого смешения. Равным образом мы говорим, что тот и другой образ после взаимного общения совершает то, что ему свойственно, так как в одном и том же Христе находятся два образа, естественным образом совершающие то, что им свойственно. Мы ничуть не допускаем никакого разделения, как желал оклеветать нас здесь Евтихий, а там Несторий, вышедшие из взаимно противоположных (начал) и разделившие воздвигнутую против нас благочестивых нечестивую брань. Их мы считаем ни за что, и познаем в том и другом естестве то и другое действие, то есть, существенное и естественное, а также взаимное, нераздельно происходящее из того и другого существа и естества, по причине прирожденного ему естественного и существенного качества, а вместе нераздельного и неслитного, сопутствующего ему взаимнодействия того и другого существа. Это служит причиною различия действий во Христе, а равно естествам дает бытие естеств, потому что божество и человечество суть не одно и то же по отношению к присущему каждому из них естественному качеству, хотя они и несказано соединились между собою в одну ипостась и неслитно совокупились в одно лицо, сошедшись и соединившись между собою ипостасно, соделали для нас одного и того же и Христом и Сыном. Бог Слово есть Бог Слово, а не плоть, хотя Он и принял плоть разумно одушевленную и соединил ее ипостасно естественным соединением. Эта плоть есть плоть разумно одушевленная, а не Слово, хотя она и созерцается как плоть Бога Слова. Поэтому после естественного и неслитного, то есть, истинного и ипостастного соединения, они не показывают этого действия безразличным по отношению к тому и другому, и мы не называем этого действия их единым и единственным или существенным и естественным и совершенно безразличным, чтобы не соединить их насильно в одну сущность и в одно естество, которое последователи акефалов сделали предметом забавы и в самых речах безстыдно называют его составным. Как мы исповедуем то и другое естественное действие в том и другом существе и естестве, из которых для нас соделалось во Христе неслитное соединение и соделало единого Христа и Сына всецелым Богом, которого надобно признавать также и всецелым человеком, чтобы нам не слить неслитно соединеных естеств, хотя из действий и одних только действий познаются естества, по учению тех, которые могут (это знать), а различие сущностей всегда обыкновенно замечается из различия действий: так мы учим и тому, что всякое изречение и действие, будет ли оно какое-нибудь божественное и небесное, или человеческое и земное, происходит от одного и того же Христа и Сына и одной сложной и единичной Его ипостаси. Воплотившись, Он пребыл Богом Словом и естественным образом сам по Себе проявляет нераздельно и неслитно то и другое действие, сообразно со своими естествами: по-божественному своему естеству, по которому Он единосущен Отцу, — божественное и несказанное, а по-человеческому, по-которому Он соделался единосущен нам людям, — человеческое и земное, тому и другому естеству желательное и согласное. И это не перестает соблазнять иного из видящих, как будто совершающий то и другое естественным образом не был вместе и Богом и человеком. Тем, что сам Он, единый Христос и Сын, совершает то и другое, уничтожается гнусный поток (учения) Нестория. Потому что, как мы сказали, мы утверждаем, что в Нем не два Христа и Сына, которые совершают то и другое, (а один). А когда показывается, что свойственное тому и другому естеству после соединения пребывает неслитным и в то же время проявляет действие, свойственное тому и другому из них, то этим ниспровергается стремящийся к слитию отпрыск (учения) Евтихия, потому что естества познаются естественным образом и естественным образом обнаруживают свое естество, из которого нераздельно и естественно произошло и существенно развилось (лице Христа). Поэтому, родившись нашим рождением, Он питается молоком и возрастает и проходит телесные возрасты до тех пор, пока не достигает совершенного возраста человеческого; терпит свойственный нам голод и жажду и переносит подобно нам утомление от путешествия, потому что Он, подобно нам, совершал действие хождения также по-человечески. И оно, будучи совершаемо согласно с человеческой субстанцией, служило доказательством человеческого Его естества. Поэтому Он, подобно нам, переходил с места на место, потому что Он был поистине человеком и имел наше естество в полном составе, также принял описуемость плоти и был облечен в приличный нам образ. Потому что образ вида его был телесный, то есть, образ тела; сообразно с этим, будучи зачат во чреве, Он формировался, удержал этот образ навсегда и сохраняет его во веки невредимым. Поэтому, чувствуя голод, Он принимал пищу; поэтому, томясь жаждою, Он искал питья и пил, как человек; поэтому Он был носим, как дитя, подъятый девическими руками, и покоился у материнской груди; поэтому, чувствуя утомление, Он садился и, нуждаясь в сне, засыпал. Также, получая удары, Он чувствовал боль, будучи бичуем, страдал, и, когда пригвождали ко кресту Его руки и ноги, Он переносил боли, потому что Он дал, как и хотел, человеческому естеству время делать и терпеть то, что ему свойственно, чтобы преславное Его воплощение не было сочтено каким-нибудь вымыслом и пустым призраком. Потому что не по принуждению и не по необходимости Он принимал это, хотя и терпел это естественным образом и по-человечески и делал и совершал по человеческим побуждениям. Да удалится это гнусное подозрение. Потому что Бог был Тот, кто решился телесно претерпеть это и спас нас от наших страстей и таким образом даровал нам безстрастие. Но (принимал это) потому, что сам восхотел страдать и делать и действовать по-человечески и решился оказать помощь видящим, ради которых и соделался истинным человеком. И это не потому, чтобы естественные и телесные движения естественным образом побуждали Его соделать это, хотя безбожные и коварные люди и дерзко услаждались, приводя в исполнение свое коварство, но потому, что Он облекся в страстное и смертное и тленное и неизбежно подлежащее нашим естественным страстям тело, и в этом теле, согласно с собственною его природой, благоволил страдать и действовать даже до воскресения из мертвых. В нем-то Он разрешил и страстное наше, и смертное, и тленное, и даровал нам свободу от них. Таким образом Он добровольно и вместе естественным образом обнаруживал уничиженное и человеческое, пребывая и при этом Богом, потому что Он сам был виновником (ταμιας) для себя человеческих страданий и действий, и не только виновником, но и посредником, хотя Он естественным образом воплотился в страстное естество. И поэтому то, что было в Нем человеческого, было потому, что Он был человек. Не потому, что бы естество Его не было человеческим, но потому, что Он добровольно соделался человеком и, соделавшись человеком, добровольно принял это. И не насильственным образом или по необходимости, как бывает у нас (и в большей части случаев), и не против желания, но, когда и как восхотел, Он сам благоволил и снизойти к нам, одержимым страстями, теми самыми страстями, которые возбуждаются по природе. Божественное же и преславное и возвышенное и очевидно возвышающееся над нашим ничтожеством, каковы были чудеса и знамения и проявления преславных дел, как то: безсеменное зачатие, играние Иоанна во чреве, нетленное рождение, непорочное девство, пребывшее невредимым прежде рождества, в рождестве и после рождества, небесное наставление пастырям, и призвание волхвов посредством звезды, принесение при этом даров и поклонение, знание Писаний без научения, потому что, говорят:
