На следующий день я опять сидел в кабинете замначальника. Путей к отступлению у меня больше не было, поэтому чувствовал я себя уверенно. Прекрасно чувствовал. Замначальника не мог этого не заметить.
— Пришел? — усмехнулся он.
— Пришел, — кивнул я.
— Тебе же сказано, ставок нет.
— Ставка не нужна.
— Без ставки не положено.
Начало нашего разговора походило на быстрый обмен ходами в блиц-шахматах.
— А я согласен и на полставки.
Это был сильный ход. Замначальника посмотрел на меня пристально, но без злобы и раздражения.
— Откуда ты такой взялся?
— Из Ленинграда. Вот направление.
— Направление, — Степан Михайлович снова усмехнулся. — Паспорт моряка есть?
— Вот, — я достал из кармана новенький паспорт в бордовой обложке.
— Санитарная книжка?
— Нету, — сказал я. — Но я сделаю. Быстро сделаю.
— Кто бы сомневался… — замначальника задумчиво провел ладонью по стриженому бобрику на голове. — Значит, так, — наконец произнес он. — Пойдешь на «Эклиптике». В рыбцеху будешь стоять две подвахты по четыре часа. Изучай там своих лангустов сколько влезет. И вдобавок, — замначальника сделал угрожающую паузу, — общественная нагрузка по полной программе.
Я не поверил своему счастью.
— Что сидишь? — строго сказал Степан Михайлович. — Медкомиссия до четырех!
Вечером я вселился в МДМ уже на законных основаниях. В гости ко мне забежал Василий — счастливый, запыхавшийся, через час у него был поезд на Могилев.
— Билет еле купил! — радостно сообщил он. — Кассирша сжалилась, сказал к невесте еду, из ветеранской брони дала. Спасибо тебе, корешок — он пожал мне руку. — Век не забуду! Расчет получу, сразу отдам.
— Брось! — отмахнулся я.
— Побежал я, корешок! Спасибо тебе! Счастливо в рейс сходить! Увидимся! — он хлопнул меня по плечу и умчался.
Ваня Шутов чувствовал себя на Пляже великолепно. «Курорт! — восторгался он нашей новой жизнью. — В море сутками пахал на этом камбузе, как раб галерный, света белого не видел. А здесь — просто курорт!».
Ночью он спал, днем купался. Дед запретил купаться во время вахты, поэтому в свою вахту, с восьми до четырех, Ваня валялся на песке и философствовал.
Так как Дед постоянно пропадал на «Эклиптике», я был единственным слушателем его теорий.
— Большая ошибка человечества, — говорил Ваня, закинув руки за голову и щурясь от солнца, — в том, что мы вздумали измерять время часами, минутами и секундами. Вот сам подумай, мы с тобой лежим на берегу…
(Лежал он один, а я в этот момент вносил в тетрадь результаты утренних метеорологических измерений.)
