— Грамотные все, — раздраженно буркнул Кислин. — А почему у вас колпак несвежий? Стирать надо спецодежду, Шутов.
— Я стираю. В морской воде не отстирывается, пресной вы не даете.
— Черт-те что! — старпом брезгливо взглянул на свою тарелку. — Положи-ка еще парочку, что ли.
Волны прибоя зарождались у самого горизонта. Они катились медленно, ровными белыми рядами, набирая силу, будто задумали перемахнуть приближающийся берег и катиться так дальше, еще тысячу миль. В кипучей схватке с прибрежными камнями волны теряли всю свою мощь, становились маленькими, ручными, как щенки; лизнув пенным языком песок Пляжа, они игриво отбегали назад.
Пляжем мы называли каменистую косу с островками серого песка, которая протянулась вдоль берега на два километра. Во время прилива коса становилась совсем узкой, не больше полутора сотен метров, и тогда на Пляже, зажатом между кромкой прибоя и заросшим кустарником обрывом, становилось тревожно и неуютно, особенно в ветреную погоду. В отлив океан отступал, оставляя влажные россыпи камней, похожих на разрушенные города.
Наверху к обрыву почти вплотную подступал лес, а дальше были горы. Кордильеры. Мы видели только их вершины, почти всегда скрытые облаками. С севера и с юга коса упиралась в две высокие скалы, которые мы прозвали Колокольнями. На севере — Большая Колокольня, на юге — Малая. Под Большой Колокольней рыбаки из Деревни хранили свои лодки. Рыбаки уходили в море затемно и возвращались с уловом часов в восемь утра. Наши соседи по Пляжу, чайки, в это время поднимали суетливый гвалт, так что мы просыпались без всяких будильников. Рыбаки разгружали корзины с рыбой, вытаскивали лодки на берег и уходили в Деревню. После этого Пляж весь день оставался безлюдным. Если, конечно, не считать нас — старшего механика Драпеко, которого мы звали Дедом, Ваню Шутова и меня, аварийную команду «Эклиптики». Сама «Эклиптика» громоздилась тут же, на мелководье, неловко завалившись на бок и обнажив свое истерзанное брюхо.
В море, сидя в своей тесной каюте, я привык думать о нашем траулере как о жалкой скорлупке, болтающейся по волнам. Теперь эта «скорлупка» занимала собой почти всю южную оконечность Пляжа. Сломанная мачта упиралась в Малую Колокольню, напоминая, как нам всем повезло. Если бы траулер выбросило на десяток метров правее, на скалу, караулить было бы нечего. И некому.
Полицейский чиновник, сеньор Камачо, который прибыл на катере наутро после крушения, сказал, что такого ему видеть еще не приходилось. На этом берегу кораблекрушения не редкость, раз в два-три года на прибрежных камнях оказывается какое-нибудь несчастное судно, но так, чтобы океан, словно на руках, бережно перенес траулер через груды камней и уложил под скалой на песочке — такого никогда не бывало. «Повезло вам, сеньоры», — без конца повторял чиновник. — «Благодарите Господа, что был прилив». Конечно, повезло. Хотя удар был не таким уж и мягким. В экипаже перекалечило много народу. Трояк сломал ногу, старпом руку и несколько ребер, второй помощник повредил спину. Механики Олег Титов и Костя, мой тезка, обожглись паром. Но в целом ничего особенно серьезного, могло быть гораздо хуже.
