Лишь одна газета — к счастью, с очень небольшим тиражом — осмелилась предположить, что Ри, возможно, совсем не маньчжурка. К моему облегчению, основные газеты не обратили внимания на эту статью; распространись этот слух и дальше — Амакасу сошел бы с ума от ярости. Но репутацию Ри подстерегали угрозы и посерьезней. Однажды утром в отеле ко мне подошел подхалимского вида молодой человек из продюсерской компании «За мир в Азии». После многочисленных поклонов и промоканий лба белоснежным платочком молодой человек перешел к делу «весьма деликатного свойства». Президент его компании, господин Нагаи, известный своим ненасытным аппетитом к молоденьким женщинам, был заинтересован в знакомстве с Ри Коран чуть более интимным образом. Объяснив это, молодой человек вручил мне карточку с названием известной токийской гостиницы и номером комнаты, нацарапанным на обороте.
Даже меня — с моей хорошо известной слабостью к женскому полу — грубость этого предложения просто шокировала. Мои отношения с женщинами всегда строились на условии взаимного удовольствия. И насколько я сам мог судить, удовлетворять этих дам у меня получалось неплохо. Мои партнерши всегда были свободны отвергнуть мое предложение. Я и в самом деле очень высоко ценю женскую свободу. И конечно, я по-своему феминист. А этот Нагаи отнесся к Ри как к обычной проститутке — к Ри, которая, несмотря на прорывавшуюся иногда инфантильность, была воплощением добра и чистоты. Поэтому я отправил молодого лакея, попросив передать его боссу благодарность за чудесное предложение, а также сообщить, что Ри Коран, увы, нездорова. А поскольку догадывался, что дело так просто не кончится, также попросил о личной встрече.
Офис Нагаи в Маруноути был большим и удобным — стены обиты деревом, кожаные диваны, камин и огромный пустой письменный стол. В воздухе витал застоявшийся запах сигарного дыма. Сам Нагаи оказался невысоким мужчиной в наглухо застегнутом двубортном костюме. Его черные крашеные волосы ярко блестели под светом громадной люстры, на отполированных медных рожках которой резвились херувимы и дули в трубы ангелы. Он сел за письменный стол, уместив свой громадный зад на мягкое кожаное сиденье, зажег сигару и фамильярным тоном, который обычно приберегают для разговора с детьми или стоящими на низших ступенях социальной лестницы, осведомился, с какой целью я посетил его.
— Я по поводу Ри Коран.
— Да?
— Вы знаете, что она родом из уважаемой японской семьи?
