— Будешь думать, Боря, будешь! — ласково сказала Наташа. — И чаю напьёшься, и на работу пойдёшь, и думать будешь.
— Попробуй переспорь бабу! — сокрушённо махнул рукой Борис Петрович. — Ведь и в самом деле ночь спать не даст, хоть отдельно ложись. Вот беда, Серёга, а?
Он шутил, но глаза не смеялись, были они серьёзными и чуточку отсутствующими, словно прятали в глубине ещё не совсем оформившуюся мысль.
Взятка не кетмень, но запруду рушат
Убить заключённого.
В этом не было ничего неожиданного, такое случалось. Не часто, но случалось. Тюрьма знает много способов отправить человека на тот свет, особенно, если этим человеком никто из родственников и знакомых не интересуется. Однако начальник тюрьмы думал.
Он сидел в своём кабинете и его приветливое лицо, обычно вводящее незнакомых людей в заблуждение о характере и наклонностях начальника, было печально. Время, время! — вот что его смущало. Время было тревожное. С одной стороны, участились социальные выступлении дайхан. В основном они возникали стихийно, в них не чувствовалось направляющей силы, но всё равно секретным циркуляром из Ташкента предписывалось избегать лишних конфликтов с населением, могущих вызвать нежелательные последствия. Дайхан надо было не отталкивать, а, наоборот, привлекать к поддержке властей, привлекать всяческими мерами.
С другой стороны, усилилась деятельность тайных революционных организаций. И если политические, которых довольно много в тюрьме, узнают о расправе с одним из заключённых, они могут поднять шум, который подхватят их друзья на воле, подхватят и раздуют государственное дело. Лучше всего, конечно, оставить всё так, как оно есть, но и не выполнить слова, данного Бекмурад-баю, тоже нельзя: он преподнёс за это очень дорогой подарок, да и помимо всего следовало поддерживать именитых туркмен, представляющих немалую и верную силу, которая в скором времени очень может пригодиться.
Начальник представил, как красиво будет выглядеть его шапка и воротник из солнечного золотистого сура, и почему-то вспомнил о заключённом, который не так давно бежал из тюрьмы. Побег был явно устроен политическими, но при этом серьёзные обвинения предъявили одному из надзирателей. Начальник помог их опровергнуть. Не потому, что был абсолютно убеждён в невиновности надзирателя — некоторые соображения говорили, что обвинить его есть за что. И не потому, что питал к этому надзирателю какие-то особые дружеские чувства. Скорее всего, это была защита чести мундира, защита собственного престижа. Однако, надзиратель благодарен ему за помощь, и что если…
