— Где бедняк возьмёт деньги?
— Найдёт, если не хочет, чтобы водный надел пропал. Переплывший море в луже не утонет.
— А не найдёт — под закон попадёт, — вставил один из мирабов.
— Откуда такой закон? — резко спросил Сергей.
Впервые за всё время разговора Меред поднял голову. Его ощупывающие глаза встретились с горящим взглядом Сергея. С минуту длился безмолвный поедим нок, потом Меред дрогнул уголком твёрдых губ, и Сергей понял, что ему ясен скрытый смысл вопроса.
— Работы в этом году тяжёлые, а люди бегут. Расчистку надо закончить, иначе пострадают не только лентяи, но и все окрестные сёла. Потому и решили: кто ушёл, тот воды не получит. Люди одобрили это. А что одобряет народ, то становится законом. Закон надо выполнять, так я думаю.
Добрых два десятка возражений вертелось на языке у Сергея, но он вовремя спохватился, вспомнив, предупреждения марыйских товарищей. Среди наступившей тишины ударом хлыста прозвучал голос Берды:
— Когда закон выполняют, это — хорошо. Люди, один из сидящих среди вас должен мне слово правды!
Дайхане переглянулись. Успокоившийся было Сухан Скупой испуганно икнул, на лбу его мгновенно высыпал обильный пот.
— Одну таньга в жертву тебе, господи! — взмолился он, со страху не замечая, что говорит вслух.
— За что жертвуешь богу, бай? — с недоброй насмешкой спросил Берды. — Каких благ просишь у аллаха?
— Б-б-б-болею!.. — с трудом выдавил Сухан Скупой. — Л-л-лихорадкой… С-с-совсем одолела…
— Заикаться с каких пор стал?.. Когда в песках на Мурада-ага накинулся, ты смелым был, не заикался! Где твоё мужество? Лихорадка забрала?
— А?.. Да-да… л-лихорадка!
Кое-кто из сидевших, сдерживаясь, улыбался: очень уж забавен был непонятный испуг Сухана Скупого, Другие, зажав рты руками, выбегали на улицу. Выскочил и смешливый Дурды.
Берды и бровью не повёл.
— Садись со мной рядом, бай! — приказал он. — Я тебя спрашивать буду!
Сухан Скупой справился с икотой, но взамен этого начал свирепо, с постаныванием, чесаться. Его трясла мелкая дрожь, обкусанная, раздёрганная бородёнка трепетала, как на ветру. Своим звериным нутром он чуял, что смерть стоит рядом.
— Все рёбра разламываются! — жалобно заныл он, ища глазами сочувствующих. — Прогнулись рёбра… в печёнку впились… Совсем дышать невозможно. И поясница.
Страдальчески морщась, Меред легко поднял с ковра своё кряжистое тело. Он был далеко не святой, этот бывший арчин, но ещё не совсем остыла кровь рубаки и аламана — Меред болезненно презирал трусость.
