Друзья помолчали. Кравченко зевнул и спросил:
— Слыхал, друже, як той американец брехав, шо вин сам зробив оцю шхунячку. Чи то правда, чи ни?
— Правда?! От такой правды он не был бы богат, а стал бы горбат… Мог бы он один хоть ту мачту вон поставить? А мог мотор сделать? Брешет собака. Кто-то делал, а он подгонял. Волки на всём свете одинаковы, чай.
— Оце верно, Мыкола. А-а-а… — зевнул Кравченко. — Дуже политычный ты стал, прямо як комиссар… А-а-а… Ой, друже, спать хочу. Скоро отлив начнётся, А-а-а…
Кравченко стал зевать раз за разом. Зевота заразительна, и, глядя на него, Илюхин тоже нет-нет да и растягивал рот.
— Я тоже, браток, спать хочу. Прямо валит… Давай поспим на перемену, как в карауле. Сначала ты, потом я. Или я сначала?
— Нет, Мыкола, я прилягу. Ты стой, а я трохи подремлю. Потом разбудишь меня, як той гусь на Геке, тоди я буду караулить, а ты спать…
Через минуту Кравченко спал богатырским сном. Глядя на зарю, Илюхин стал мечтать и, наверное, задремал стоя. Эй, часовой, не мечтай!..
Из кубрика, неслышно шагая, показалась одна фигура, вторая, третья… Хоукс подвинулся к баку с водой, заглянул в него. Но… что это?! Прыжок! Взмах! Удар!.. Огненная заря рассыпалась тысячами разноцветных искр, завертелась маховиком, и спустилась тёмная ночь над Илюхиным. А три тени метнулись к Кравченко…
Предостерегающе поднял Хоукс руку, поправил кастет на ней и обрушил на голову Кравченко страшный удар. Только застонал пограничник.
— Быстро связать обоих, — распорядился Хоукс. — Эти буйволы могут перенести даже такие удары. Я им вкатил в бак снотворного на целый табун лошадей, а они попивают эту отраву, точно сельтерскую… Пришлось оглушить, это надёжнее. Хелло! Вяжите мёртвыми узлами, прочно, Крепко. Это — ценная добыча… Впрочем, я сам проверю.
Хоукс ощупал узлы. Пограничники были скручены, обмотаны, связаны по рукам и ногам крепкими манильскими тросами. Убедившись в надёжности узлов и верёвок, Хоукс приказал спустить их в кубрик.
— О-кей, — удовлетворённо произнёс разведчик, доставая из шкафчика бутылку бренди. — Сейчас будем поднимать якорь. Но помнить: главное — без шума.
На посту потух последний, в комнате Букина, огонёк, когда Хоукс скомандовал вполголоса:
— Пошли. Мотор не заводить, шхуну спустить по течению…
Через полтора часа «Голиаф» был уже в море. Хенриксен мурлыкал что-то у штурвала. Шутка ли, унести ноги и спасти своё состояние! Но ещё больше доволен был Хоукс. Не каждому удаётся залезть в пасть дракона и выбраться из неё… Осушив по этому поводу добрую бутылку виски, он улёгся спать.
