— Слушаю, сэр, — вскочил обалдевший Хенриксен. А Хоукс открыл свой чемодан, вынул коробочку и стал перебирать в ней порошки и таблетки.
Поднявшись через некоторое время на палубу, Хоукс подошёл к баку, налил кружку, посмотрел, много ли воды осталось в баке, и ушёл. Никто не заметил, как из его рук в бак просыпался какой-то порошок. Дул небольшой ветер, шхуна легонько покачивалась, вода в баке, болтаясь, растворила снотворный порошок, а бойцы смотрели на берег и от скуки что-то сигналили руками стоявшим там пограничникам.
Оставшись наедине с Хенриксеном, Хоукс спросил:
— Ты представляешь, что будет с нами дальше?
Нет, шкипер не знал и не представлял. Тогда Хоукс стал рисовать ему картину будущего. Испуганный и растерянный Хенриксен, слушая Хоукса, припоминал виденные им в журналах фото, на которых большевики изображались обросшими волосами, в косматых папахах, опоясанными пулемётными лентами, увешанными оружием, с бомбами в руках и кинжалами в зубах. И он поверил Хоуксу, что его шхуна и товары будут отобраны, они все арестованы и что им предстоит ужасная смерть от пыток.
— Но что же делать? Что делать?! — восклицал незадачливый купец.
— Беспрекословно выполнять всё, что я прикажу.
— Слушаю вас, сэр. Ну, разумеется, сэр. Приказывайте скорее. Я готов на всё!
Наступила ночь. Нежные краски северной зари настраивали на мечтательный лад. Пристроившись на канате, Кравченко упёрся подбородком в локти и смотрел на темнеющие краски неба.
— А ну, Мыкола, подай мне водицы, — попросил он товарища.
— Не велик пан — возьмёшь и сам… Да и куда тебе. Ты и так чуть не ведро выпил.
— А бис его знае… Пью и только бильше пить хочу.
Илюхин подал приятелю кружку воды из бака, предварительно напившись сам.
— А ты заметил, Григорий, американцы из этого бака не пьют. Может, он поганый, аль вода в нем негодная?
— Вода, как вода, только трошки горше нашей буде. Дай-ка ще одну…
Солнце зашло. Огненно-золотые переливы зари с растянутыми вдоль горизонта полосками лиловых облачков приковывали взгляд.
— Во-он там, где сейчас еще солнышко, там, Гриша, наша Волга… А дальше Москва…
— Оце, друже, верно. Тильки нам треба смотреть осю сторону, — и Кравченко показал на восток.
Оттуда шла темь, она уже окутала лиман, его берега, шхуну и посёлок сумерками. Если бы не заря, ничего не было бы видно. Илюхин, повернувшись лицом к заре, сказал:
— А на чёрт мне смотреть на твой восток. Мне своя сторона больше нравится.
— Хиба ж она мне не мила? Тильки туточки граница…
