Вот уже целый час Мак-Грегоры были в гуще кошмара. Добравшись наконец до чайханы, до Кулы, Кэти увидела, что косы девушки сгорели дотла, а шаль вплавилась в ее обугленное тело. Непугливые глаза Кэти зажмурились, гнев, тошнотный ужас захлестнули ее, и на миг потянуло стать слепой частицей этой гневно стенящей сумятицы. Но она отогнала растерянность. Она уже пыталась оказать жертвам какую-то осмысленную помощь, но, осознав безнадежность попыток, принялась вместо этого помогать женщинам, спасавшим из огня одежду, кухонную утварь, постели и сваливавшим все в одну кучу с обгорелыми, ранеными, мертвыми.
Мак-Грегора она давно потеряла из виду, и время близилось к полуночи, когда Кэти пошла наконец по деревне на розыски мужа. Спаленный воздух, забивавший гарью ноздри и рот, сделался уже нестерпимым.
— Айвр… — позвала она несколько раз.
Ответа не было. Она увидела, что у джипов, в свете фар, стоит гончий пес с выжженным до внутренностей боком. Стоит неподвижно, водя по сторонам страдальческими глазами, боясь сдвинуться с места — чувствуя, что кишки тут же вывалятся наземь. Кэти нагнулась, погладила измызганную собачью голову.
— Бедный ты, — сказала она. — Бедный.
Пес ткнулся ей в руку слегка, точно недоумевая, что с ним такое стряслось, и Кэти подошла к одному из джипов, достала винтовку из-под сиденья — она там у курдов лежит непременно. И в надежде, что не зря сказано: «У курдской винтовки всегда в стволе патрон», Кэти приставила дуло к затылку собаки, полуобернувшейся и глядящей на нее, и нажала спусковой крючок. Выстрелом собаку отбросило ярдов на десять от джипа, от светового снопа.
А в это время Мак-Грегора уже не было в деревне. Он находился четырьмя километрами ниже по главной дороге, в старом доме сборщика налогов. Али уже уехал, ильхан — тоже. Близилось утро, но кази и четверо черных от копоти членов Комитета сидели на полу под керосиновой лампой, принуждая себя кончить дело, чтобы затем скрыться прежде, чем иранские войска поднимутся сюда или снова неизвестно чей самолет налетит на рассвете. Кази уже приказал эвакуировать Синджан. Раненых клали в грузовики и джипы и увозили по горным дорогам вниз, в селения севазов, к врачу-персу.
— Затко говорит, в тебя кто-то стрелял ночью и кричал, что это ты, мол, предал нас, — сказал кази, обращаясь к сидящему на корточках Мак-Грегору.
Мак-Грегор вдвоем с Затко откапывали засыпанную женщину, когда пуля черкнула пыль у его локтя и кто-то крикнул из темноты: «Чужак! Предатель!», продолжая стрелять с крыши, пока Затко не пальнул в ответ из пистолета.
