Сейчас его занимали две погашенные марки 1881 года – они не были особенно ценными, но зато заполняли определенный пробел в его коллекции. И еще тремя другими, из мемориальной коллекции Центральноамериканской Выставки 1897 года; одна из этих марок несла на себе не замеченный никем ранее дефект в портрете Барриоса.
Постепенно его дыхание стало спокойным, размеренным, пальцы перебирали марки с наработанной годами сноровкой, а часы на столе тихонько отсчитывали секунды и минуты… За окном медленно темнело, и вот уже зажглись окна в соседних домах. Было четверть восьмого.
В коридоре послышался звонок, кто-то топтался у боковой двери дома. Джозеф издал длинный вздох, отодвинул стул и поднялся. Передвигался он тяжело, неуклюже, словно грузный дряхлый старец, хотя ему было всего сорок пять и, несмотря на крепкое телосложение, он вовсе не выглядел полным. Он вышел в коридор, спустился по лестнице и открыл боковую дверь.
Там, съежась под дождем, стоял человек в макинтоше и с кожаной сумкой в руке.
– Я Уоддингтон, пришел повидаться с Дэйвом Клементом. Он меня ждет.
Мужчина сделал осторожный шаг вперед, и Джозеф неохотно отступил в сторону.
– Вы бы лучше прошли через магазин, – пробурчал Джозеф. Он хлопотливо закрыл дверь и отворил другую, ведущую в темное пространство торгового зала. – Сюда!
Не зажигая света, Джозеф уверенно прокладывал путь сквозь бесформенные груды антикварных предметов, но только когда он дошел до противоположной стены, где была дверь конторы, и наконец включил свет, Уоддингтон смог последовать за ним.
Он вышел в освещенный магазин, моргая сослепу, словно разбуженная сова. Уоддингтон был длинный, сутулый и бледный, будто вырос в подземелье. И тем не менее он следил за собой, что было видно из того, как тщательно подбриты края его бакенбардов, переходящие в усы. Войдя, он оглядел контору с некоторым подозрением:
– А где Дэйв?
– Его нет дома, но я жду его с минуты на минуту.
А Давид Клемент в это время стоял голый под душем. Он разительно отличался от брата – тщедушный темноволосый, с тонкими, почти женственными чертами. Ему было слегка за тридцать, а его девушке, что лежала в постели, еще не хватало до этой цифры нескольких лет.
– Что это сегодня за спешка такая? – девица спустила голые ноги с кровати, глядя на него и поглаживая свои груди.
– Уодди должен прийти часов в восемь.
– Уодди? А чего ему надо?
Клемент потянулся за полотенцем.
– Не знаю наверняка, но догадываюсь.
