— Здравствуй, дочка! — кивает он мне.
Молодец папа! Понимает, что здесь не надо называть меня по-домашнему «Пуговкой».
— Здравствуй, папа! — говорю я.
Дрыгалка строго поднимает брови:
— Прошу не переговариваться!
Папа секунду смотрит на Дрыгалку и говорит ей с обезоруживающей любезностью:
— Прошу извинить меня… Но мы дома приучаем ее к вежливому обращению.
Я вижу, что и Лида, и Варя, даже Варвара Дмитриевна смотрят на папу добрыми глазами. Я тоже довольна: мой Карболочка здорово «срезал» Дрыгалку!
Тут в учительскую входит новый человек. Я его не знаю Высокий, с рыжеватой бородкой, чуть тронутой сединой. На некрасивом умном лице выделяются знакомые мне серо-голу бые глаза. Смотрю — Лида кивает этому человек, и он ей тоже. Ясно: это Лидин папа.
Увидев моего папу, незнакомец подходит к нему и дружески пожимает ему руку:
— Якову Ефимовичу!
И папа радуется этой встрече:
— Здравствуйте, Владимир Эпафродитович!
Ну и отчество у Лидиного папы! Сразу не выговоришь!
— Что ж… — говорит Дрыгалка после того, как он тоже садится на стул. — Теперь все в сборе, можно начинать.
— Я был бы очень признателен, если бы мне объяснили, зачем меня так срочно вызвали сюда? — говорит Владимир Эпафродитович.
— Об этом прошу и я, — присоединяется папа.
— И я… — подает голос Варвара Дмитриевна.
— Сию минуту! — соглашается Дрыгалка. — Я думаю, мадам Норейко не откажется рассказать здесь о том, что произошло в их доме… Прошу вас, мадам Норейко!
Мне почему-то кажется, что ручка двери шевелится…
Но мадам Норейко уже рассказывает:
— Ну вот, значит… Вчера или третьево дни, что ли?.. нет, вчера, вчера… пришли к нам вот эти самые три девочки. Я думала, приличные дети с приличных семейств! А они напали на моего брата и отняли у него рубль денег!
Что она такое плетет, Мелина тетя?
— Прошу прощения… — вежливо вмешивается папа. — Вот вы изволили сказать: «девочки напали на вашего брата и отняли у него деньги…»
— Ограбили, значит, наши девочки вашего брата! — уточняет Лидин папа очень серьезно, но глаза его улыбаются. — Да, ограбили… — продолжает Лидин папа. — Что же, эти девочки были при оружии?
— Н-н-ет… — задумчиво, словно вспоминая, говорит мадам Норейко. — Ружьев я у них не видала…
Тут мужчины — наши папы, — переглянувшись, смеются. Варвара Дмитриевна улыбается. Мы тоже еле сдерживаем улыбку. Одна Дрыгалка не теряет серьезности, она только становится все злее, как «кусучая» осенняя муха.
— Позвольте, позвольте! — взывает она. — Здесь не театр, смеяться нечему!
