— Да вы шутник, оказывается, Сергей Пахомыч.
— Я-то? Самую малость, Мария Федоровна. А вот те, что всех покоряли, — те перешутили. Когда пулемет изобрели, тоже считалось, что первый, кто смастерил, всех под свою руку возьмет, а остальным капут. И когда динамит — то же самое: я, мол, всех сильней, все мне служите. И газы ядовитые также. А войны-то идут, идут, одна за другой. Одна другой страшнее, кровавее. Окончатся когда-нибудь войны, но уже по новой причине… Однако надоели мы вам, Мария Федоровна.
Решено было, что Ганька, прихватив хлеб, будет уходить в школу. В случае особой опасности он там останется до другого дня. Предполагалось, что в ближайшее время ученикам, кроме тарелки супа, будут выдавать еще и соевую котлетку. А там, возможно, и по куску сахара.
Прощаясь, Ганька неожиданно спросил:
— Мария Федоровна, а почему он у вас без хвоста?
— Кто?
— Да лев, который стоит направо, у парадного крыльца?
— А-а… Так ты это заметил? Да, Ганя, без хвоста. Лев у нас тоже в боевом деле был. Хвост осколком оторвало. Он в кладовой лежит. Когда потише станет, приладим льву хвост.
— Ну вот, Ганька, теперь, можно сказать, ты при настоящем деле, которое и положено твоим годам, — говорил Пахомыч на обратном пути. — Так-то, Ганечка…
Ганька не отвечал. Пахомыча забавляло то, что Ганька хмурится, и, посмеиваясь, он несколько раз повторил запомнившиеся ему слова, выведенные вязью, которые увидел в школе на одном из старинных рисунков:
— Розгой дух святой детище бити велит… Так-то с вашим братом, Гаврила.
Но тут уж Ганька не выдержал:
— Как бы не так! Я этому духу святому покажу… Пусть только попробует!..
— А может быть, этот дух святой — я? — посмеивался Пахомыч.
Он был очень доволен тем, что все так легко устроилось с учением племянника.
Через два дня Ганька отправился в далекую школу: в дом на площади, где стояли два льва сторожевых, один из них временно без хвоста.
Ваулин несколько раз приезжал на завод. Он наносил на свою карту те данные об обстрелах, которые теперь тщательно собирали для него, и в одну из встреч со Снесаревым как бы мимоходом сказал ему:
— А ведь закономерность, пожалуй, есть?
— Пожалуй, есть…
— Узнаю конструктора. Во всем любите точность. Но это такое «пожалуй», которое заключает в себе немалую долю уверенности.
— Значит, это ваш твердый вывод?
— Почти…
— Что же нам делать с ним?
— С моим выводом? В ближайшие дни решим… Скажите, Василий Мироныч, очень вам трудно?
