Надя невесело улыбнулась. Черты ее круглого лица обострились, еще больше углубилась горькая морщинка около рта, и казалось, что огромные глаза стали еще больше, что они совсем налезли на виски.
— Что это, Надя? — Снесарев почти закричал, отошел на шаг назад, всплеснул руками.
У висков вились седые волосы. Надя махнула рукой, досадливо поморщилась:
— Не надо, Василий Мироныч. Не ужасайтесь — ничего страшного… Давайте лучше есть суп.
В углу комнаты, где работал Снесарев, она завела маленькое хозяйство: медный котелок, две алюминиевые тарелки, кружка, сковородка. Посуда была прикрыта чистой холстиной.
Снесарев принес из дому эмалированный чайник и выслушал от Нади едкое замечание:
— Эх, Василий Мироныч, самого простого не понимаете! Будто физике не учились.
— При чем тут физика?
— А при том, что испортили полезную вещь. Оставили воду в чайнике. Она замерзла, и лед продавил дно.
Чайник пришлось выбросить.
Надя ходила за водой, за растопкой, за углем. Девушка заботилась о Снесареве по-матерински. Они по-прежнему никогда не говорили о Мише.
Надя появлялась часа в четыре. Легкий скрип половицы напоминал Снесареву, что в комнате есть еще кто-то. Он поднимал голову от чертежей:
— А-а, это вы, Надя! Простите, задумался — не заметил, как вы пришли. — И снова наклонялся над работой.
Надя растапливала печурку, ставила на нее котелок, грелась. Спустя полчаса она расстилала на столе листы чистой бумаги. Снесарев откладывал чертежи, и они садились есть.
— Суп у нас сегодня замечательный, — говорила Надя. — Я ходила домой. И нашла на кухне… Представьте себе, что я нашла!..
— Что же именно вы нашли дома?
— Господи, да это же в супе, то, что я нашла! Неужели еще не обнаружили? Такой дух, а вы и не заметили. Четыре белых гриба нашла! Открыла банку на кухне — и глазам не поверила.
— Да, да, суп действительно замечательный! — торопливо хвалил Снесарев.
Как она быстро взрослела в своем несчастье, эта молодая девушка! И другая стала у нее манера держаться. А на вид почти девочка — вот только эти седые завитки волос… Больно смотреть на них.
И Снесареву хотелось сказать: «Эх, Надя, Надя! Долгоносик ты милый! Не можешь жить без заботы о ком-нибудь. Если нет Миши, помогаешь его другу, потому что Миша как бы живет в нем». Но говорить об этом нельзя было.
— Письма от семьи есть, Василий Мироныч?
— С прошлой недели не было. Да… Что я хотел сказать вам?.. Вот что, Надя: ходить сегодня домой не следовало. За грибами отправилась! Ну чего вас понесло туда?
