— На вашем участке есть такие люди? — Ваулин назвал несколько фамилий.
— Да, они работают здесь. Совсем недавно пришли.
— Молодые?
— Не все. Трое будут постарше, лет тридцати пяти и больше. Я их свела в одну бригаду с такими же. А то с молодежью им неудобно работать — не те силы.
— Ведите меня в эту бригаду.
— Повернем. Вот к той землянке.
Люди, сидевшие за обедом, удивленно посмотрели на Ваулина, когда он вошел в землянку. Все они были средних лет. Вид у них был гораздо более бодрый, чем у людей на улицах Ленинграда.
— Работать к нам, товарищ командир? — шутливо спросил один из них.
— Не совсем, — в тон ему ответил Ваулин.
Он сразу почувствовал, что человека, которого ищет, здесь нет.
— Привет, старая гвардия! — поздоровалась Нонна.
— Привет, товарищ инструктор. Садитесь с нами. Ложка с вами?
Нонна торжественно объявила Ваулину:
— Перед вами и часовщик, и водопроводчик, и даже музыкант из оперного театра.
— Валторнист-концертмейстер, — представился приземистый человек в черном ватнике.
— Таким образом, полное культурно-бытовое обслуживание. Да, еще монтер есть…
— Монтера-то как раз и нет, — перебили ее.
— Как — нет? А где же Раукснис?
— Как его зовут? — быстро переспросил Ваулин.
— Раукснис.
Это имя было вписано в одну из трех регистрационных карточек — последних, которые отложил Ваулин.
— Так где же Раукснис? — поинтересовалась Нонна. — Он мне нужен.
— Пошел в медпункт.
— Странно, я была в медпункте и не видела его там.
— Разминулись, должно быть.
— На лыжах пошел? — вдруг спросил Ваулин.
— Да, на лыжах. Он привез с собой лыжи.
Ваулин был спокоен… Он ничем не выдал своего волнения. Итак, догадки сходились! Но и у последней черты, за которой, казалось, уже не оставалось ничего сомнительного, Ваулин не позволял сказать себе: «Да, это он, это тот, кто приходил к Снесареву! Он, и никто другой».
Сейчас не имело смысла расспрашивать, была ли у этого Рауксниса подчеркнутая, механическая чистота русской речи. Все должно было выясниться через несколько минут.
Снег под ногами звенел, как железо. По едва заметной тропке, которая вилась между сугробами, Снесарев и Пахомыч отправились в дальний цех, стоявший возле канала.
В цех попало несколько тяжелых снарядов. В крыше зияли огромные пробоины. На земле в беспорядке громоздились исковерканные стальные плиты, железный лом, обгоревшие кирпичи.
— Осторожней, расшибешься, — предупреждал Пахомыч, ловко карабкаясь по обломкам. — Пожалуйста, осторожней. Погоди-ка…
