с фихтевского глубокомыслия тем, что признаёт "вещь в себе" реально существующим объектом, в полной мере подверженным компетенции Я, но в особой,
вымышленной разумом форме, и в то же время выставляет на переднюю линию иные аспекты.
Восприняв идеологию Канта в целом, в частном случае Фихте отказал в идее Канта о "вещи в себе" и не принял суждения Канта по этому поводу: "Считая предметы чувств лишь явлениями, мы ведь тем самым признаём, что в основе их лежит вещь в себе, хотя мы не знаем, какова она сама по себе, а знаем только её явления, т.е. способ, каким это неизвестное нечто воздействует на наши чувства. Таким образом, рассудок, допуская явления, тем самым признаёт и существование вещи в себе; и в этом смысле мы можем сказать, что представление о таких сущностях, лежащих в основе явления, стало быть, о чисто умопостигаемых сущностях, не только допустимо, но и неизбежно" (1966,т.4,ч.1,с.134). Пульсационное умозрение расширяет именно кантовское, а не фихтевское, понимание "вещи в себе", и эту последнюю мыслит как безучастную умопостигаемую сущность, явление которой не воздействует на наши чувства, а извлекается и впитывается человеческим сознанием. И кантовское понимание "вещи в себе", или, как он называет, "ноумена", требует различать в любой внедуховной реальности ("ощущаемое", "осязаемое" или "мыслимое", по Фихте) два порядка: саму "вещь в себе" и явление, происходящее из "вещи в себе", а потому Кант указывает на недопустимость принимать "...совершенно неопределённое понятие умопостигаемого объекта как некоторого нечто вообще, находящегося вне нашей чувственности, за определённое понятие сущности, которую мы могли бы некоторым образом познать с помощью рассудка" (1964,т.3,с.307-308).
Таким образом, никакой материальный объект не может быть познанным до конца, хотя бы потому, что нам неизвестен критерий постулирования данного конца, и "вещь в себе" не может быть названа вещью, ибо какое угодно определённое изъятие или явление сопровождается неопределённым, но умопостигаемым остатком или ноуменом. Однако явление не происходит от явления, а выпадает из состояния, и человеческое Я конструирует такие состояния, которые обусловили бы раскрытие ноумена в новое явление, - это и есть опыт, но не только как эксперимент в качестве нацеленного опыта, но и как эмпирическое созерцание. Во всех своих смыслах, - и как начальный пункт познания, и как кантовская априорно-созерцательная форма рассудка, и как отправной момент рациональной логики, - опыт, следовательно, прежде всего суть продукт сознания: провоцируя становление нового явления, Я как бы "прячется", максимально отстраняется от своей сущности, создавая благоприятные условия и не ограничивая самостоятельность внешнего ноумена, держа его постоянно под прицелом, но не наоборот. Эта операция осуществляется в соответствии с тем предустановленным побуждением Я, которое Фихте назвал
