Сейчас я мог положиться на нее. Пусть мы жили не лучшим образом — иногда между людьми существует связь, незримо поддерживающая каждого из них. Эти люди могут не любить или даже ненавидеть друг друга, но их души все равно связаны одной нитью. Эта нить не зависит ни от пространства, разлучающего их, ни от времени, влекущего их к смерти. Она и после смерти продолжает соединять их — хотя и не здесь, не на земле.
Иногда люди даже не подозревают о том, как крепко они связаны друг с другом. Лишь в минуту величайшей опасности у них открываются глаза — они прозревают, а вместе с тем и обретают силы, о которых прежде не имели ни малейшего представления.
Донован снова сел на постель, извлек из кармана бутылку джина и со вздохом откупорил ее. Затем принялся пить — прямо из горла, почти не переводя дыхания. Он хотел забыться, заглушить спиртным свою фантомную боль в почках.
Не отрывая горлышка бутылки ото рта, он встал и запер дверь.
Если бы он напился, я получил бы свободу! Тогда я смог бы позвать Дженис — или кого-нибудь, кто помог бы мне!
Но тут я вдруг почувствовал, что пьянею я, а не Донован! Он жил в моем теле, но нервные окончания и рецепторы моего желудка влияли на мой мозг, а не на его! И в результате спиртное действовало не на Донована, а на меня!
Меня затошнило, комната поплыла куда-то в сторону.
Донован продолжал опорожнять бутылку.
В прошлые годы я не выпивал больше одной-двух рюмок легкого вина — алкоголь мешает сосредоточиться, а мне нужно было работать. Поэтому сейчас я чувствовал, что с непривычки теряю сознание. Вернулись страхи. Я снова усомнился в том, что Дженис правильно оценила ситуацию.
Донован допил джин, поставил бутылку на пол и стал ждать эффекта, который должен был последовать за принятием столь обильной дозы спиртного. Я смутно чувствовал его нарастающее удивление — он не понимал, почему все еще оставался трезвым.
Затем мое сознание отключилось.
Не знаю, сколько длилось это забвение, но пробудило меня какое-то внезапное предчувствие приближающейся смерти.
Я приподнялся на локте — мое тело вновь подчинялось мне!
Впервые за прошедшие дни я мог шевелить руками и ногами. В этот миг я ощутил себя человеком, уже приговоренным к смертной казни и вдруг обнаружившим, что двери его камеры открыты, а охранники исчезли.
Я спустил ноги с постели. Встать не было сил — хмель еще не прошел, комната по-прежнему плыла у меня перед глазами.
Я осторожно слез на пол и пополз к двери. Нужно было позвать Дженис, пока не вернулся Донован.
