Три года прослужил здесь Суриков, и не только в штабах базы и флота, но и в Москве стали привыкать к мысли, что, пожалуй, пора инициативного офицера двигать, повышать. Очень вовремя созрело нужное решение, и капитан 2 ранга Суриков стал начальником разведки эскадры Тихоокеанского флота. Тут уж сорока литров спирта не потребуешь, да и ни к чему они, не до выпивки ныне, эскадра неделями в море, поддерживает военное присутствие СССР в Индийском и Тихом океанах, командующий все чаще назначал Сурикова начальником походного штаба, брал его с собой в Москву, при нем легче отчитываться перед Главкомом и министром: житейскую мудрость и зрелость не по званию и должности отмечали все в капитане 1 ранга Сурикове. Посему и обосновался он вскоре на Козловском, в Главном морском штабе. Теща, царство ей небесное, померла, две двухкомнатные квартиры практичная Маргарита поменяла на одну четырехкомнатную, благо уже трое сыновей галдели, один другого голосистее. Как-то в свободный час полез Суриков в папку с приказами самого Главкома и нашел в ней те сорок литров спирта, что обманным путем когда-то выцарапал у тыла Тихоокеанского флота и какие, оказывается, полагались ему по праву — не в тот, правда, день, когда сочинялось им письмо, а годом позже.
Прочитал — и даже не улыбнулся. Так уж служба его складывалась: глупостями своими предвосхищал он будущие свершения руководства.
В одной детали, однако, не преуспел. Тихоокеанская эскадра ВМФ США день начинала с пробной радиограммы, которая в вольном переводе на русский звучала так: «Рыжий лис прыгает на холку взъерошенной сучки». В оригинале фраза содержала все буквы английского алфавита, это была полезная тренировка всем американским связистам, такое словосочетание и задумал было — в русском варианте, естественно, — ввести Суриков, которому подчинялась теперь и радиоразведка.
Но ничего не получалось! Потому что во фразу, расталкивая все слова локтями, прорывались «помои», что было совсем не к месту: две одинаковые буквы не должны содержаться в проверочном сигнале. По той же причине не вмещались во фразу «отходы» и тем более «нечистоты», ранившие душу Сурикова явным поклепом на помыслы баб с ведрами.
Но «помои» навеяли ему воспоминания о былом, бывшая жена Элеонора стала видеться во сне. С большим запозданием пришла к нему догадка: девочкой выжив в блокадном городе, в пустой и холодной квартире спрятавшись, в комочек мерзлый сжавшись, Элеонора квартиру эту, часто называемую жилплощадью, считала частицей себя, придатком, панцирем и покинуть ее не могла, как ни пыталась, наверное.
