Они катались три раза, а в промежутках ели мороженое. «Что-то ты стараешься подлизаться к мальчонке, — сказал себе Мунтис, когда малый побежал домой. И сам себе ответил — Глупости! Какое это имеет теперь значение, если с Шарлоттой все кончено?»
Через неделю они встретились снова. «Маме ничего не говори, — расставаясь, наказал Мунтис. — Пусть это будет нашей, мужской тайной!» Модрис поднял раскрасневшееся личико. «Не скажу, отчим», — ответил он. У Мунтиса даже мурашки по спине побежали, таким ледяным холодом веяло от этого слова — «отчим». Шарлотта постаралась… «Называй меня лучше по имени», — сказал он.
Мунтис тогда решил, что впредь по воскресеньям он приходить к карусели больше не будет. «Какое мне дело до ее ребенка? — спрашивал он себя. — Что я, добрый Дед Мороз?»
Но настало воскресенье, и ровно в двенадцать они снова встретились у зеленой ограды, за которой шумно крутилась карусель. Проносились застывшие в мощном прыжке поджарые волки и кони с развевающимися гривами, мелькали пушистые хвосты лисиц…
Так это продолжалось и поныне.
Мунтис спрятал расческу и постучал в окошко кассы, заложенное изнутри куском фанеры.
В будке скрипнул стул, старческий голос отозвался:
— Сейчас, сейчас!
Открылась дверь, и на пороге показался сухощавый мужчина в кофейного цвета вязаном жилете с костяными пуговицами.
— Здравствуй, папаша Залит! — улыбаясь, крикнул парень. — Лишнего билетика не найдется?
— Заходи, приятель, — добродушно пригласил папаша Залит. — Мальчик еще не приходил. Посиди, отогрейся…
В три последних воскресенья погода была сырой, мглистой, и пожилой кассир приметил их — парня с малышом. Они были единственными, кто еще катался на карусели. Когда Модрис убегал домой, Мунтис приносил из углового магазина пол-литра, и они, коротая время, распивали его вдвоем с папашей Залит, кассир сочувственно выслушивал историю Мунтиса и обычно под конец добавлял: «Да, всякое в жизни бывает. А кому скажешь, кому пожалуешься?..»
Мунтис вошел, сел на табуретку и зябко передернул плечами:
— Чернова мозглятина! Зима наступает, что ли?
— Похоже, что так, — согласился папаша Залит, поправляя кепку.
С минуту они молча смотрели друг на друга, потом кассир сказал:
— Сегодня накатаетесь сколько душе угодно, потому что на следующей неделе меня уже здесь не будет. Закрывают мою лавочку. Администрация, — папаша Залит состроил официальную гримасу, — администрация говорит, что нет больше смысла крутить карусель, все равно никто не катается. Прошлым воскресеньем я сам купил двадцать билетов — совестно было сидеть при пустой кассе.
