— Так что ты напишешь про меня? — насмешливо спрашивал Цезарь. — Начитался я писанины вашего брата… — и снова замолкал на неопределенное время. — Я и сам-то про себя толком ничего не знаю, а он, видишь, напишет… А там кто знает? Ох, и дался бы я тебе, молодой ты еще, зеленый. Нагородишь чего, и амба…
— Цезарь Охримович!
Козодой почувствовал, что у следователя иссякло терпение.
«Постромки трещат», — усмехнулся про себя Цезарь.
— Этих улик, Охримович, хватит, чтобы влепить вам года три.
— А может, больше?
— Может, и больше.
— А если меньше? А? Эх, родственничек мой драгоценный, хотел бы я спросить, видел ты эту пересохшую речку, что течет у нашего угла? Текла когда-то…
— При чем здесь речка? Смешной человек — ты ему отче наш, а он тебе от лукавого.
— Речка пропала, понимаешь? Видел: на полверсты деревья, высоченные осокори, засохли, Как мертвецы стоят, в небо уперлись.
— Меня интересует динамит, а не высоченные твои осокори, — разозлился следователь.
— Тьфу на тебя! Мужиков спроси. Они каждый год на собрании голову откручивают нашему председателю: взорви, говорят, скалу у Буга, чтоб вода пошла в русло… А ты — динамит, динамит! Вот и стянул кто-то, а ты ко мне прицепился.
— Кто?
— Пойди узнай.
— Так все-таки — вы?
— Хоть Нюрнбергский процесс начинай — не выиграешь, — отрезал Цезарь.
Следователя сбил с толка такой неожиданный поворот, но, пожалуй, еще больше начитанность Цезаря. Примирившись, видимо, с неудачей, Левко с деланным спокойствием сказал:
— Поспрашиваю… Увидим, кто там из вас стянул, а вы, Цезарь Охримович, считайте себя находящимся под следствием, и выезжать из села вам запрещено.
— Ха! А я, как война кончилась, кроме как на базар, и носа никуда из Самосудов не показываю. Чего там разъезжать: свет, он везде одинаковый.
Цезарь подошел к дверям. Остановился на пороге, сказал:
— А вы того, Левко Константинович, зубцы эти от старой бороны отдайте. Мне по хозяйству пригодятся.
— Пускай полежат. Не рассыпятся у меня, — скривился от прижимистости Цезаря следователь, — На Нюрнбергский процесс представим…
— Давайте, давайте… Знаете, я чего вспомнил? Как чуть не отлупил сына за одно сломанное дерево! Семена же знаете? Он с того же года, что и вы…
Следователь возмущенно посмотрел на Цезаря, и тот вышел из сельсовета, провожаемый этим взглядом.
Уже через открытое окно следователь крикнул Козодою:
— А кто это выступал насчет скалы и высохших деревьев? На собрании?
— Спросите у председателя— он в курсе, — не оглядываясь, отрезал Цезарь.
