Сухой жилистый старик в поддевке с расстегнутым воротом, с серебристой длинной бородой и молодыми, сверкающими из-под нависших бровей глазами кричал на молодого корабельного инженера:
— Да не мешайтесь вы, господин офицер, в наши плотницкие дела, прошу вас Христом-богом! Вы еще в люльке лежали, а я уже мастером был. Меня сам Федор Федорович Ушаков да и капитан первого ранга Сенявин куда как хорошо знают, работу нашей артели уважают и нас, володимирцев, в пример другим артелям ставят.
— Ну ладно, ладно, старик, — улыбался инженер. — Я ведь только совет дал тебе, а там как знаешь…
Вот кто-то затянул широкую, как Волга, песню: «Эй, дубинушка, ухнем!..» — и, подхватываемая все новыми и новыми голосами, заглушая все другие звуки, рванулась, полилась она мощным, вольным потоком над морским прибрежьем.
Глядя на огромный остов строящегося линейного корабля, думал Позднеев: «Этот корабль вскорости украшением Черноморского флота будет. Оснастят его, пушки поставят, станут на свои боевые места моряки русские — и будет он резать острым форштевнем бушующие волны, не страшась никаких бурь. И не только на черноморских просторах, но и подалее, — всюду будут реять наши флаги на страх врагам и на утешение друзьям. Пройдет время — и безбрежная ширь развернется перед Россией. Сие чую я всей душой… да и Александр Васильевич в то накрепко верит».
Монбрюн, стоявший тут же, пренебрежительно заметил:
— Зря поспешают: все равно оснастка еще не скоро будет готова.
Перебирая в руке собранные им образцы просмоленных канатов, и парусов, он бережно сложил их в полотняный мешочек, взятый им тут же, на верфи. Потом вынул из кармана короткую трубку сандалового дерева с заложенным в ней табаком и закурил. Повеяло приятным душистым дымком. И почти тотчас же к виконту подошел плечистый статный старик — капрал роты Самогитского гренадерского полка, охранявший верфи. Приложив два пальца правой руки к треуголке, он вежливо, но настойчиво сказал:
— Прошу погасить трубку, господин капитан-лейтенант. Курить на верфи строго запрещено. Вам ведь это известно, не впервой вы у нас.
— Запрещено? — презрительно поднял тонкие брови виконт, пуская клубы дыма прямо в лицо старому солдату. — А ты, олух, не знаешь, что ли, кто я такой?
Кровь бросилась в лицо капрала, он хотел что-то сказать, но сдержался. Сделав крутой оборот направо и пристукнув каблуком, поспешно отошел.
Позднеев закусил до боли губу. Наглая выходка Монбрюна возмутила его, но он вспомнил наставления Суворова: «Будь гораздо осторожным», — и подумал: «Нельзя сейчас портить отношения с виконтом. Потом расквитаемся за все!»
