Месяц был тусклым, затуманенным. В прорывах облаков холодным блеском сияли далекие звезды. Октябрьский ветер леденил лицо, перехватывал дыхание.
В своей палатке Позднеев приютил недавно прибывшего из Москвы и зачисленного корнетом в Нижегородский драгунский полк Александра Астахова, белокурого юношу лет восемнадцати, с девичьи нежным лицом и едва пробивающимися усами.
При свете свечи Позднеев прочитал Астахову отданный час назад Суворовым приказ войскам. В нем говорилось, что в эту же ночь весь отряд должен был незаметно для ногаев переправиться через Кубань несколько выше устья Лабы.
Суворов никогда не скрывал от солдат трудностей предстоящих боев. И на этот раз он прямо говорил о том, что переправа будет «наитруднейшей, широтой более семидесяти пяти сажен, противный берег весьма крутой, высокий, столь тверд, что шанцевым инструментом в быстроте движения мало способствовать можно… Пехоте переходить нагой, казакам — вплавь, драгунам — на лошадях, если же лошадь быстрины не выдержит, то драгунам тоже быть нагими. Артиллерию переправить на понтонных паромах… Войскам не отдыхать до решительного поражения или плена неприятеля; если он не близко, то искать его везде… Донское войско — вплавь вперед, пользуется ночью, не ожидаясь других войск…»
— Боя никак не боюсь, хотя он для меня и впервые, — озабоченно сказал Астахов, — но по правде, Анатолий Михайлович, заранее стучат у меня зубы и мурашки по спине ползают. Холод-то изрядный — ведь завтра как-никак двенадцатое октября! Стало быть, изволь переправляться в чем мать родила, да еще в темь, да еще через такую стремнинную реку…
Позднеев сказал успокаивающе:
— Да вы не расстраивайтесь заранее, Сашенька! Не так страшен черт, как его малюют. Нельзя быть таким неженкой. Вы что ж, уподобиться хотите боярину Кондареву, что на Дон послан был еще при царе Михаиле?
Забывая свои огорчения, Саша живо заинтересовался:
— А что с тем Кондаревым приключилось?
В синих глазах Позднеева пробежала усмешка.
— Мне рассказывал про то намедни есаул Рубцов — весьма неглупый казак… Кондарев должен был участие принять в морском походе казаков против турок, но казаки послали в Москву войсковую отписку, в коей сказано было: «В походе ему, Кондареву, быти не можно, потому, государь, что жил он при твоей государевой милости и человек он нежной…» Сколь много сраму потом было тому «нежному» боярину и на Дону и в самой Москве! — добавил поучительно Позднеев. — Да и с Александром Васильевичем на сей счет шутки плохи. Куда как не жалует он неженок! «Все мы — солдаты, — говорит. — Каждый офицер должен переносить стойко все трудности наравне с рядовыми воинами».
